Архитектор Цви Хекер – индивидуальный «экзот». Для Израиля фигура культовая. Его работы экспонировались на многочисленных выставках во всем мире. При всей неоднозначности творчества Хекера, именно он представлял Израиль на 5-й Венецианской биеннале архитектуры в 1991 году.

Архитектор? Художник?

Хекера называют «израильским Гауди» – за экспрессивность и продолжение идей великого каталонца. Впрочем, он настолько уникален, что сравнивать его с кем-то невозможно. Он сам себе и школа, и направление. Даже истоки, питавшие его видение, уникальны.

Цви родился в 1931 г. в Кракове, но практически всю юность провел в Самарканде. Позже во всех интервью он неоднократно подчеркивал, что именно исламская архитектура и искусство сформировали его представления о форме, геометрии и корреляции строений с окружающей средой.Фрактальные потолки самаркандских мечетей, мозаичные порталы, вся эта математически выверенная и филигранно-сложная орнаменталистика покорили его навсегда.

«Во время Второй мировой войны нас депортировали в Сибирь с оккупированной территории Польши. Затем нас отправили в Самарканд. Там во второй половине дня, после уроков в начальной школе, я делал наброски местных зданий. Именно тогда я стал архитектором».

И все же природа была и остается главным триггером его творческой мысли. На ранних этапах своей карьеры Цви увлекся японским метаболизмом, и это нашло отражение в некоторых его проектах. Заворожила его в свое время и сложная структура кристаллов. Специалисты, которых хлебом ни корми, но дай провести параллели, считают, что некоторые его здания своими «параметрическими» формами предвосхищают строения Фрэнка Гери (см. статью о блобизме).

После Второй мировой войны Цви вернулся в Польшу, поступил в Политехнический институт (Краков), но недоучился – иммигрировал в Израиль. В Хайфе отучился в Технионе (Израильском институте технологии) на архитектурном факультете, а затем обучался живописи в Академии художеств Авни в Тель-Авиве. Видимо, это повлияло на то, как он сам себя позиционирует – «художник, чья профессия – архитектура». Причем отказывая последней в легальности: «Вы знаете, реальное искусство и настоящая архитектура не могут быть полностью законными; очень часто оба находятся в прямом противоречии с законностью».

«Я вижу себя по обе стороны художественного спектра. Я регулярно показываю свои работы в художественных галереях и в архитектурных музеях. Иногда мне говорят: «Да вы, действительно, художник». Думаю, это комплимент, поскольку художник, кажется, лучше, чем просто архитектор… Я считаю, что путь художника направлен на трансцендентность. Надеюсь, что мои проекты, если их реализуют, будут считаться произведениями искусства в архитектуре, но кто может это предсказать?»

Додекаэдры vs ортодоксы

В 1959 г. Хекер основал архитектурную мастерскую в Тель-Авиве вместе с Эльдаром Шароном и Альфредом Нойманом. И в этом партнерстве создал свои наиболее концептуально яркие здания в Израиле – образцы тогдашнего авангардного стиля архитектуры. Избегая простой геометрии и прямых углов международного модернизма, находя вдохновение в совершенной геометрии природы (так характеризует его подход Оксфордский словарь архитектуры и ландшафтного дизайна). Это трио самоуверенно заменило актуальный тогда слоган «Form Follows Function» на «Form Follows Form, Fuck Function».

Вам будет интересно: Экзотические направления архитектуры. Наследие дерзких

«Будучи молодым архитектором, я сознательно избегал подражания Ле Корбюзье, хотя это было очень заманчиво. Некоторые из моего поколения попали в эту ловушку. Мне лично нравится архитектура Фрэнка Ллойда Райта, равно как и его снобизм. Брюс Гофф (американский архитектор) однажды рассказал мне о реакции Райта на один из его последних проектов: «Брюс, кого ты пытаешься напугать?» Затем он добавил: «Но иногда мы их пугаем».

Уж в этом (пугать обывателей) Хекер вполне преуспел. В историю мировой архитектуры, несомненно, войдет жилой комплекс в виде пчелиных сот в ортодоксальном квартале Рамот-Полин (Иерусалим), с шестигранными квартирами, который Хекер построил в начале своей карьеры, обуреваемый дерзким желанием разнообразить монотонность застройки четким ритмом додекаэдров. Это был настоящий прорыв, оцененный коллегами, но, увы, отторгнутый резидентами. Вернее, в течение 40 лет «усовершенствованный» по их разумению – надстройками и прочими нелепыми напластованиями, значительно изуродовавшими экстерьер. До сих пор в соцмедиа продолжается дискуссия, стоит ли заселять такие дома живыми людьми – или подобным проектам место исключительно в музее.

Этот опыт архитектора не обескуражил, и в 1971 г. на территории военной академии в пустыне Негев он возвел синагогу в виде сот. Кроме духовной, здание имеет и утилитарную функцию – на нем установлена цистерна, которая поставляет воду для соседнего жилья.

Впрочем, «вопрос веры» и здесь потерпел фиаско – ортодоксы плохо восприняли такое вольное прочтение «культового религиозного строения». Что красоты решения, естественно, не отменяет. Историк архитектуры Цви Эфрат в своем обзоре «Израильский проект: строительство и архитектура» назвал стиль Хекера «парадоксальным»: модульные, повторяющиеся многогранники соответствуют местному климату и топографии, создают затененные укрытия и умело используют естественный свет… «очарование псевдонаучной методологии и гипериндустриального производства». Этот стиль, по его мнению, сформировал самобытность израильской архитектуры, особенно после Шестидневной войны 1967 года, когда были определены новые границы и отстраивались новые районы.

Здание мэрии Бат-Яма – в виде зиккурата, перевернутого основанием вверх – в духе творений Оскара Нимейера, но с очевидной этнической компонентой. Яркий «ромбический» дизайн, необычная для того времени планировка, включающая атриум, ступенчатый «перевертыш», образующий каскад затенения (что важно в таких жарких странах) – все это было абсолютной инновацией.

Впрочем, функционально оно было неидеальным: «набор клаустрофобных офисов, в которых не помещался даже стол… скульптурные формы окон и атриум не обеспечивали достаточно света и комфортного обзора». Несмотря на критику, здание объявили национальным шедевром, «урбанистической иконой» (вместе с решенной в той же стилистике площадью) и в 1975 г. выпустили серию почтовых марок архитектурной тематики с его изображением.

Увы, погодные условия нанесли строению большой урон, в частности, в 2003 г. были разрушены вентиляционные шахты на крыше (аллюзия на ветряные башни персидской архитектуры») – эстетически столь выдающиеся, что их гибель сравнили с потухшим факелом Статуи Свободы. Площадь, которой авторы проекта предсказывали оживленное будущее «площади Сан-Марко» (с аркадами, перголами, магазинами и прочей инфраструктурой) оказалась прибежищем для грузовиков. В настоящее время строится новое здание муниципалитета, а бывшую мэрию планируют превратить в художественный музей.

«Сумасшедший дом»

Интерес Хекера к полиэдрам степенно уступил увлечению спиралями. И на свет божий появилось самое скандальное его «произведение» – «Бейт-Спирала» (спиральный дом) в Рамат-Гане, городе-спутнике Тель-Авива, где он прожил многие годы.

По сути это гигантский набор лестниц, нависающих вокруг внутреннего двора. Причем строился этот «набор» лет 10, без готового проекта. По принципу естественной эволюции живого организма (и снова привет метаболизму). Хекер до конца не знал, как это все будет выглядеть в финале.

Тем не менее, в здании присутствует своя логика. Построив его на склоне, с одной из сторон Хекер применяет принцип террасирования, характерный для арабских деревень – крыша в таких строениях используется как часть жилой площади. Другая сторона находится в тени, здесь всегда прохладно. Декор также банальным не назовешь. Скорее поп-артовским: для оформления стен Хекер выбрал розовый туф, «разбавляя» его вкраплениями зеркальных осколков, отражающих интерьеры, деревья и небо. Их змеевидные формы призваны подчеркнуть динамику и без того «турбулентного» здания. Дом открыт для туристов, так что есть шанс прикоснуться к «сумасшествию» лично.

Естественно, автор отхватил вагон критики от обывателей с известной риторикой «кто так строит». Сам Хекер назвал его «мини-Вавилонской башней», а кто-то сравнил его с кучей мусора, образовавшейся в результате пронесшегося торнадо. Нетрадиционная форма и «незавершенный» вид строения сильно раздражали жителей буржуазного пригорода. Тогда же родился анекдот на эту тему: во время 1-й войны в Персидском заливе 1990-1991 гг. этот район подвергся обстрелу ракетами «Скад» Саддама Хусейна. Когда власти решили оценить нанесенный ущерб, один инженер сообщил, что дом (почти полностью уцелевший, за исключением нескольких окон) был «поврежден без возможности восстановления».

Тем не менее, продвинутая часть страны весьма гордится этим «уродством».Хекер же только посмеивается, рассказывая эту историю: «Можно, например, подвергнуть сомнению законность изменений, которые я внес в планы на этапе строительства, планы, которые были одобрены строительным органом и куплены на бумаге людьми. Они хотели подать в суд на меня. Строительство неоднократно останавливалось из-за жалоб соседей. Для того, чтобы продолжать, требовалась воля и полная самоотдача. Этот незаконный провокационный элемент не чужд искусству; это своего рода подрывной агент, который нарушает установленный порядок».

Победа концепта над голой функцией

Хекер открыл свой второй офис в 1991 г. в Берлине, где он работает по сей день, строя, в основном, по заказам еврейской общины. Теперь его проекты стали еще более концептуальными. Доминирование символа, идеи над голой функцией становится еще более ощутимым.

Он сотрудничал со скульптором Михой Ульманом, работая над мемориалом «Blatt» на Линденштрассе (1997) – в память о синагоге в Кройцберге (Берлин), которая была сожжена во время погрома «Хрустальной ночи» в 1938 году. Минималистичные скамьи, расположенные точно так же, как их «предшественницы» в уничтоженной синагоге, символизируют одну страницу (Blatt) молитвенника.

«Подобно тому, как в тексте Талмуда наслаиваются времена, так и на скамьях проявляется прошлое; в зарослях и деревьях, которые растут рядом, мы видим разрушение этого прошлого; наконец, дорога для пожарных машин, идущая через мемориал, представляет настоящее, в форме Берлинских строительных норм и правил. История потери».

Однако самый выдающийся проект Хекера – школа имени Хайнца Галински (1995), первая еврейская школа, построенная в Берлине со времен Второй мировой войны. Это один из самых цельных идейно и художественно проектов. Во всех его работах есть что-то неуловимо национальное и традиционное.

Плоская кровля, много светлых глухих стен, игра объемами со светом и тенью, сотовость, модульность и развитие, расширение даже после завершения строительства. Соты – это не только конструктивное повторение природной формы, это повторение ее развития в определенных стесненных условиях в урбанистической среде.

Читать еще: Фантастический блобизм и места его обитания

Новая ячейка (сота) появится там, где есть выход к солнцу. Хекер объясняет подобным образом и концепцию решения комплекса еврейской школы – взяв за основу подсолнух, очень знаковое для него растение (в голодные годы в Самарканде многих оно спасало). Это не копирование формы семян, соцветия подсолнуха – это следование принципу его движения за солнцем, спиральности. С воздуха здание школы выглядит особенно эффектно – напоминая страницы книги, развернутой полностью, причем в фиксированном движении, когда эти страницы не распрямились до конца. На иврите слово «школа» звучит как «Beit Sefer» – дом книги. Потому оба символа здесь уместны – и книги, и подсолнуха. Как выразился сам Хекер, «динамичный и органичный характер подсолнуха резонирует с природой образования».

Одна стена в здании школы остается неокрашенной, на кирпичах видны расчеты и даты, нанесенные карандашом – следы, оставленные строителями. Как поясняет Хекер: «Дети должны знать, что это тяжелая работа».

В том же концептуальном ключе решен Еврейский общественный центр в Дуйсбурге (Германия). А бруталистская цитадель музея Пальмаха (Тель-Авив, 2000) из отделкой из песчаника была представлена на Венецианской биеннале.

При всей своей «экзотичности», Хекер не считает себя радикальным архитектором: «Так называемые «радикальные проекты» играют в эгалитарные игры и выглядят очень коммерческими. Я с удовольствием считал бы себя архитектором пирамид в Египте, храмов в Греции или замков в Испании. Я традиционный архитектор, потому что я стараюсь решать основные традиционные потребности людей. Если кто-то считает меня радикальным, это, скорее всего, связано с тем, как я интерпретирую эти потребности в современных условиях».

Арт

Скетчи Хекера – это отдельные арт-объекты, многие из которых выставляются в музеях и галереях. И это понятно. Отдавая должное компьютеру как необходимому медиа в работе архитектора, он творит именно с карандашом в руках:

«Сегодня эскизы вручную пользуются меньшим спросом, хотя их важность и полноценность неоспорима. Значение и уникальность таких рисунков – не в ясности и четкости, а именно их врожденном несовершенстве. Поскольку мозг никогда не контролирует полностью руку, она создает знаки, открытые для интерпретации. Меня часто удивлял тот факт, что рисунок открывает возможности, которые я не смог увидеть путем холодного анализа. Все мои лучшие решения – результат интуитивного синтеза. В этом отношении рисунки помогают воплотить брожение мысли в визуальные образы рождающейся концепции».

Одна из инсталляций Хекера – «Crusaders Come and Go» («Крестоносцы приходят и уходят», 2017) в Nordenhake Galerie Berlin – вершина концептуализма. Чистота идеи и пространственный способ воплощения поражают.

«Моя работа о движении. Всегда есть два направления — за и против. Доминирование одного над другим временно».

Это и есть то, чем удивляет Хекер. Постоянным движением, как неизменной парадигмой его художественной практики, объединяющей архитектуру, живопись и рисунок. Движением, завершающимся формой – обтекающей, запутывающей, покоряющей… Его здания – не объекты, но среда. Оптические «девайсы», формирующие видение. Крестоносцы приходят и уходят. Видение остается.

Датские урбанистические заметки: человеческое измерение Копенгагена

В статье использованы материалы zvihecker.com и archdaily.com

Текст: Юлия Манукян