Что значит быть одесситом? В чём состоит феномен одесситов как этнокультурного сообщества? Какие повседневные практики характеризуют одесситов и выявляют их самобытность и уникальность? Где для одессита проходит граница между приватным и общественным пространством? Поиску ответов на эти вопросы была посвящена лекция Александра Пригарина – доктора исторических наук, профессора Одесского национального университета имени Ильи Мечникова.

Как изучать одесситов

Изучение нашего города идёт разными путями. Есть путь исторический, краеведческий, который, конечно же, очень длительный. Мы — группа (действующая в рамках проекта «Многоликая Одесса» — Ред.), которая занимается антропологией Одессы. Нам не интересны идеи, тексты как таковые, нам интересны люди – описать одесситов в их повседневных практиках и попытаться развести категории публичного и приватного. Для антрополога публичность – то, что касается общины (в данном случае территориально – одесситы), а приватность – это то, что касается семьи.

Категория практики выбрана с целью раскрытия того, кто такие одесситы, через этничность (а это греки, евреи, украинцы, русские, поляки, молдаване и т.д.). Но оказалось, что независимо от национальности «одессит» не раскрывается таким образом. Почему украинская барышня, выросшая в Одессе, говорит с идиш-акцентом вплоть до настоящего времени? Почему мы с вами (особенно поколение постарше) с детства ели мацу, не будучи иудеями, или фаршированную рыбу, не вкладывая в это никакую этничность, а просто смакуя блюдо? Эти вещи с точки зрения сегодняшней социальной антропологии называются габитус, то есть некий архетип, нечто надэтническое, надчеловеческое, надиндивидуальное, которое почему-то бессознательно нас привлекает. Мы несознательно это делаем, и оно проявляется не только в речи, особой жестикуляции, предпочтениях в еде, но и в целом касается нашей повседневности.

Я как одессит знаю, что человечество не познает себя, не познав Одессу. Но если убрать пафос, то мы имеем действительно необычное социокультурное пространство под названием «Одесса». И изучение этой капли позволит нам порассуждать о Человеке и о человечестве в целом.

Для нас как для антропологов источниками, с одной стороны, служат описания (в которых с XIX века Одесса является важным объектом исследования, особенно для учёных-немцев), с другой – фотоархивы. С третьей — автоэтнография, метод, оказавшийся наиболее эффективным. Это то, что новое поколение не всегда поймёт, например, битва во дворе за палочки для белья.

Пространство Одессы: приватное VS публичное

Двор и улица

Феномен одесского двора заключается в том, что достаточно рано по отношению к другим городским пространствам Европы у нас сформировался двор как многоквартирное содружество неродственных семей. Это и центр города (так называемые доходные дома), и аналогичные дома, квартиры, усадьбы на Молдаванке. Несколько таких дворов есть на Пересыпи и Слободке. Основная масса жилых строений в Одессе до XIX века представляла собой типичный сельский дом, перенесённый в городское пространство. То есть то, что мы видим сейчас на ближних Мельницах, линиях Таирова, в какой-то степени Фонтан.

И только с середины XIX века, когда началось активное переселение в Одессу, появились те социальные слои, которые могли позволить себе арендовать квартиру или построить дом, чтобы сдавать квартиры. Середина XIX века – 90-е годы XX века – это период, когда существовал тот одесский двор, о котором ходят легенды. В 1990-е – 2000 годы был этап приватизации, когда дворовое пространство было полностью секуляризировано и присвоено. Тот двор, о котором мы говорим, что там было приватным, квартира? Квартира не была приватной, несмотря на то что является оплотом семейного быта.

Когда говорят о коммуналках, полагают, что это явление советское. На самом деле коммунальный быт у нас зародился практически сразу с одесским двором. Основные бытовые и хозяйственные функции находились вне квартиры. Кто постарше, помнят надпись на воротах дворов: «во дворе туалета нет». При этом мы все знали, где в центре города находятся эти туалеты и почему их нет. Туалет являлся приватным городским пространством, которым все пользовались; то же касалось водопровода.

Собственно одесский двор не представлял собой пространство гомогенное и абсолютно приватное, потому что там были разные уголки. Обязательно было мужское пространство в виде столика, где собирались мужики: играли в домино, карты, иногда выпивали. За столом в этом пространстве никогда не сидели ни дети, ни женщины. Было отдельно женское пространство – те бабушки на крылечках и скамеечках, которые с третьего этажа видели и обсуждали неудавшийся у соседки борщ. Детского пространства как такового не было, дети занимали все то пространство, которое оставалось между мужским и женским. Из моих воспоминаний любимым местом детских игр в нашем дворе был сарай для мопеда.

Всегда есть рамки, которые могут быть не вполне понятны не жителям этого двора. Например, в моём дворе на Мечникова самые низшие прослойки общества жили в подвале и не имели права на отдельную бельевую палку. Затем шли жильцы middle класса (типа меня) – это те, кто жили во флигелях и были лишены и балконов, и крылец. Третий класс составляли жители веранды, у которых было своих 4 квадратных метра, – они, в отличие от сегодняшней ситуации, никак не перегораживались. Ну и наивысшее – те, у кого было отдельное крыльцо. Это уже рабочая аристократия (как то зубной техник). Это то, что не обсуждалось, но в то же время постоянно проявлялось. Начиная от бельевой веревки, которая могла быть как сугубо приватной, так и публичной, заканчивая теми же балками, которые жители подвалов должны были просить у жителей флигелей.

Улица тоже не воспринималась как что-то исключительно публичное. Условной границей выступали ворота. Сейчас сложно поверить в то, что в одесские дворы нельзя было заезжать машиной и мотоциклом, за этим строго следил дворник. Улица – это то пространство, по которому проходит семейный быт. А квартал — это пространство, где по одной стороне улицы могут ходить все, а по другой – далеко не все и не всегда. Были кварталы, по которым ходить было нельзя, то есть ты должен был платить налог. Магарыч в детском возрасте выставлялся семечками, которые продавались на этой же улице. И здесь еще один любопытный факт – как торговля включается в одесский двор. Не было никаких витрин и реклам, но все знали, что в 70-ом торгуют рачками, а в 68-ом – семечками; весь квартал знал, где живет портниха.

Интересно то, что улица воспринимается как верх публичности, когда она становится пешеходной. Существует миф, что все дороги в Одессе были сразу вымощены герцогом Ришелье тем камнем, что у нас есть. Это неправда: до середины XIX века у нас были огромные грязевые улицы, по которым было даже страшно ходить. В XX веке появился повод делать улицы пешеходными – проводились демонстрации, парады. Мало кто из одесситов задумывается, что под улицей у нас тоже есть пространство. Эти зоны также оказывались приватными, но с точки зрения детей. Мало кто, дорастая до 16-17 лет, не знал подземную коммуникацию своего квартала.

Храм и базар

В сельской культуре центральное место занимал храм, и вокруг него по воскресеньям, иногда и по субботам, организовывались приезжие базары. За редким исключением у нас происходило то же самое. Наверное, только Старый базар и Привоз возникли вне храмового пространства. Все остальные рынки (Новый, Киевский) появились по принципу «сначала церковь – потом базар», даже если церковь потом была снесена. Изначально даже на площади на месте «Афины» должен был быть храм. В конце XIX – начале XX века было около 200 молитвенных учреждений разных конфессий. Из них больше 100 являлись приватными: при доходных домах или определенных корпорациях.

История рынков напрямую связана с храмовым пространством. Ярмарочная площадь, Старосенная площадь, Михайловская, Алексеевская площадь – все это история одновременно и рынков, и церквей совершенно не случайно. Та торговля, которая расцветала, а сейчас исчезла, – это уличная торговля. По сравнению с другими городами у нас нет как таковой уличной торговли (к примеру, как в киевском метро). При этом торговали всегда и везде. Особенно яркий пример Староконки, когда весь квартал превращается в базар. Схема «продавец – он же покупатель» в какой-то степени является и сегодня актуальной на Староконке, а до недавнего времени была на «7 километре».

Пляж и курорт

Если для приезжих Одесса — прежде всего курорт, то для нас это пляж. Если быть честными, слово «курорт» воспринимается нами с негативной коннотацией. Изначально пляж для одессита — это дикое место, пространство, куда можно убежать подальше от города. Как только одесситы осваивали какое-то городское пространство, власть начинала его облагораживать, превращая таким образом это место в курортное.

Одесситы не покупают рачки или еще что-то из еды на море, потому что это для приезжих, а у них есть с собой. Может быть поэтому мы теряем тот колорит торговли, потому что это рассчитано на публичность. То же касается мебели – одесситы не пользуются топчанами (опять же, проявление некоторого снобизма). Вместо этого ищем, где можно положить подстилку, а топчаны – «для приезжих лохов», хотя с точки зрения приезжего наличие этой мебели является важным элементом отдыха.

У каждого двора, в зависимости от местоположения, был свой пляж (ходили на Отраду, на Аркадию). Это было способом перенести свое домашнее пространство ближе к морю. В 1980-е годы пляжи имели свою специализацию: были пляжи, куда ходили только мужики, были пляжи, куда стоило приглашать девушку (в моем возрасте это был Ланжерон). То есть, были пляжи для романтики и для дикого отдыха. Пляж настолько стал брендом Одессы, что у многих есть виньетки с пляжем на фоне.

Очередной миф о том, что не было закрытых пляжей, а все пространства принадлежат одесситам. Пляжи закрытого типа были с XIX века, пример этого – первый частный пляж, который возник в 1920-е годы недалеко от Тёщиного моста, куда бесплатно могли бегать студенты и сотрудники Ришельевского лицея.

С 1970-х годов пляж наиболее густонаселен – можно ли там оставаться в привате? Нет, там мы всегда будем публичны, ничего не спрячешь: ни доход, ни изъяны собственного тела. При этом одесситы воспринимали пляж скорее как промышленную зону, как часть своей жизнедеятельности. Как часто моряк использовал море как море? Думаю, что достаточно редко. Барышни купались в платьях, а затем не загорали, а садились у моря с зонтиком, притом рядом мог находиться полуголый загорающий мужик. И эти контрасты что тогда, что сегодня, являются неотъемлемой чертой той самой «одесскости».

Записала Варвара Лозко