В конце весны культурный десант «Про|странства» высадился на берегах Гранд-канала, поймал водяной трамвайчик вапоретто и отправился обозревать главное событие года – Венецианскую биеннале. Представляем вашему вниманию финальную часть наших отчетов – о том, что поменялось в концепции этого года, какой объект оказался самым скандальным, и что затронуло сильнее всего. Начало тут.
Zeitgeist: «эхо событий»
Хотя слово «перемены» уже завязло на зубах, от них никуда не денешься. Во-первых, Ральф Ругофф (американец, но уже давний резидент Лондона и директор Hayward Gallery) нарушил традицию смотреть в ретроспективу, отобрав в этот раз только живых художников. Причем около трети родилось в 1980-х. Этот «демарш» он замыслил еще в 2015 году, заявив:
«Биеннале функционирует как своеобразные часы, как способ измерить время… Большая работа в исторических музеях мертва. Слишком много научной работы, которая очень мало значит для нашей культуры. Это похоже на показ остатков распадающегося тела на стене»
Во-вторых, впервые 50% участников составляют женщины.
Еще одно новшество – смотр проходит на двух площадках: «Proposition A» в Кордери-дель-Арсенале и «Proposition B» в Центральном павильоне в Джардини. Все художники представлены и там, и там – чтобы показать разнообразие их практик. Все жалуются, что «Proposition B» чересчур плотно забили мыстецькими достижениями и к концу пробежки впечатление такое, что вагон разгрузили. Физически невозможно уделить всему равное внимание. Тем не менее, надо стараться.
На самом деле, очень мало сказано в аполитичной простоте. Потому и задели поверхностные суждения, мол, нынешняя биеннале – очередной триумф декоративного. Болевые точки современности – изменение климата, национализм, расизм, «текучий» гендер, социальное неравенство, насилие и глобальное влияние социальных сетей – все это считывается в работах многих. Для Ругоффа «искусство – это больше, чем документ своего времени». Выстраивая оппозицию историчности, куратор хочет рассказать о связях, сложностях и противоречиях, а не о месте и контексте. Искусство не предлагает ответы, оно существует где-то между удовольствием и критическим мышлением. И в этом поле бродить, действительно, интересно, но небезопасно.
Вся боль мира
В инсталляции Терезы Марголис (специально отмечена жюри биеннале) «Muro Ciudad Juarez» (2010) мало «чистого искусства». Зато много боли – это фрагмент стены, изрешеченной пулевыми отверстиями, которая находится в американо-мексиканском приграничном городке Сьюдад-Хуарес. Еще он «прославился» феминицидом – здесь в 1993—2001 гг. было убито 370 молодых женщин и девушек. Виновных так и не наказали. Художница вообще много работает с темой смерти – профессиональный опыт обязывает (помощник судебно-медицинского эксперта в морге Мехико). Это, конечно, задевает чувства здравствующих зрителей – немногие готовы к серьезной эмпатии.
«Опера на пляже» в Литовском павильоне, отхватившем «Золотого льва» – впечатляюще. «Плач на реках Вавилонских» о мерзостях антропоцена.
Но гораздо сильнее царапнула художница из Мумбаи Шилпа Гупта с проектом «For, In Your Tongue, I Cannot Fit» – в сумеречном пространстве 100 микрофонов, подвешенных к решетке с подсветкой, выпевают-шепчут на разных языках стихи 100 поэтов, репрессированных на протяжении тысячелетий. В этот печальный список вошли авторы, начиная с VIII века и заканчивая нашим современником, бирманцем Маунгом Саунгха. Его арестовали в 2016 году за стихотворение, из которого все узнали, что на его пенисе вытатуирован президент Мьянмы. Название основано на стихотворении азербайджанского поэта 14-го века Насими («В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь…»). Этот гипнотизирующий саунд, прерываемый потусторонним шорохом и потрескиванием, дополняется и визуально – распечатками с текстами, насаженными на железные колья. Хор праведников в пыточном саду.
Еще одна инсталляция Шилпы – «untitled» – напротив, брутальная в своей агрессии метафора. В одном из залов главной выставки установлены автоматизированные ворота для жилых домов, которые, закрываясь и открываясь, с грохотом ударяются о стену галереи – уже основательно ее расколотив. Это неотвратимое в своей разрушительной монотонности лупашенье – сильный образ. Тупая и безжалостная сила, расшибающая все, что мешает системе функционировать. Собственно, репрессивность – одна из ключевых тем художницы. Рисунок в металлоконструкции ворот напоминает контур территории, а самим автором ассоциируется с «дыркой в голове», что отлично ложится на инвективную идиому «сношать мозг».
О власти и беспомощности
Если уж говорить о нервирующих звуках, пальму первенства вручаем инсталляции «Dear» китайского дуэта Сунь Юаня и Пена Ю (Sun Yuan, Peng Yu).
Силиконовое белоснежное кресло (один в один как в мемориале Линкольна в Вашингтоне). Из «седалища» торчит длинный шланг, периодически оживающий, когда в пневматическом баллоне скапливается воздух. Тогда он превращается в хлыст, разъяренно и беспорядочно хлещущий пространство. Звук при этом раздается столь резкий, что буквально подпрыгиваешь от неожиданности. И прилипаешь к этому бессмысленному избиению всеми органами чувств.
Кресло подано как музейный экспонат в клетке из плексигласа, уже изрядно исполосованного. Концепция – в том, что ее нет. Авторам интересна живая реакция зрителя. Он уверены, что мы и сами народим кучу интерпретаций. Одна из которых довольно эксплицитна – так ведет себя власть. Неощущаемая до поры до времени, накапливающая компромат на нас и с ужасающей силой обрушивающая кару. В более глубоких слоях – античность и ее наследие, демократия и авторитаризм, который в скрытых своих проявлениях возможен в самой демократичной стране, на что намекают фашины, украшающие кресло в оригинале. Честно говоря, возбуждает возможность наблюдать и наслаждаться бессилием власти в такой подаче.
Здесь же, на биеннале, представлена другая работа дуэта «Can’t Help Myself» – самая поносимая снобами («галимая попса»). Промышленный «однорукий» робот (также запертый в клетку) постоянно подгребает широченной кистью жидкость, похожую на кровь. Беспрерывно сочась, жидкость воздействует на датчики, провоцируя машину совершать 32 антропоморфных движения – от «расчесывания зудящих мест» до «потряхивания задом». По мысли авторов, «кровь» – символ искусства, неуловимого и травмирующего этой неуловимостью. Вот механического «ловца» и плющит. Да, ассоциации эта работа тоже вызывает, но они тут же размазываются, как эта жидкость. Это какая-то безнадежная трагедия невозможности очищения – и от иллюзий, и от шизофренического эффекта «человечности». Народ мимо не проходил, конечно.
Бедность без клише, война и расизм без гламура
Потрясающая в своей абсолютной анти-гламурности серия Сохама Гупты «Angst» (Индия). «Ночные» портреты бездомных в руинах Калькутты – минимум документалистики, зато валом театральной экспрессивности на грани абсурда. Охотно позирующие, примеряющие разные роли, эти «городские фантомы» долго не отпускают, где-то перекликаясь с «Историей болезни» Михайлова.
«Бедность без клише» – так охарактеризовал Ругофф этот проект. «Эти люди – не статисты, выхваченные из потока обыденных бед и унижений. Они – соавторы, активные агенты, а не пассивные субъекты сочувствующего взгляда фотожурналиста. «Фикшн» вызывает больше симпатии, чем сухая фиксация страданий. Это посткритические стратегии… Просто прислушайтесь к этим неслышным крикам, несущимися из недр мусорного бака, «захваченного» душами мертвой кошки и сумасшедшего, с жужжащими над ними мухами, или из бара с алкоголиками-маргиналами… Город, как забытый чайник, с горькими чайными листьями… Так горчит ваша любовь к Калькутте…».
(Фейковое) китайское проклятие «Чтоб вам жить в эпоху перемен» стало популярным во времена зарождения фашизма. В разрезе этого флешбэка понятно, почему куратор отобрал яркую голограмму «L’Ange du Foyer» Киприена Гайяра, – крылатого и когтистого духа, исступленно исполняющего totentanz. Персонаж «Огненного ангела» Макса Эрнста, написанного в 1937 году как реакция на наступление «коричневой чумы». Художник оживил демона, казалось бы, навеки побежденного – увы, крайние правые своей активностью выманивают этих призраков из небытия.
И, конечно, все рукоплескали «48 фильмам о войне» швейцарско-американского художника и режиссера Кристиана Марклая (Центральный павильон). В плоскость одного видеоэкрана он мастерски встроил «концентрические» кадры 48 фильмов, транслирующихся одновременно. Воспринимать эту какофонию звуков и микс картинок практически невыносимо – в огромной концентрации фрагменты всего того, что вязано с войной: героизм и травмы, предательства и неожиданный гуманизм… Сенсорный и ментальный перегруз гарантирован. Впрочем, как и гипно-эффект иммерсивности. Если вы поддадитесь и позволите себя втянуть в просмотр.
48 фильмов о войне. Ph: Paco Neumann
Медиа отмечают обильное присутствие арта из Черного континента. Некоторые с плохо скрытым раздражением (медийный дискурс тоже сильно «поправел»). Меня мало тронул расхваленный павильон Ганы (безусловно, очень насыщенный и обязательный к просмотру). Но я прекрасно понимаю, насколько мало художников этой части света было представлено ранее. А серия автопортретов «Приветствую темную львицу» Занеле Мухоли (ЮАР) – действительно, визуальная роскошь, «сделавшая» довольно мощный кусок кураторской выставки. Каждый день она делает снимок в разном антураже и «образе» – «показать один год из жизни черной лесбиянки в ЮАР».
Резкий «крен вправо» – это уже реальность для многих европейских государств. Кураторский отбор для основной выставки в этом смысле – вполне четкий ответ и на эти вызовы.
Артур Джафа (США) не зря получил своего Золотого Льва (за «Лучшего участника Международной выставки»). Его фильм «Белый альбом» – шокирующая хроника расизма, включающая кадры с молодым ютюбером-расистом, антирасистским спичем бывшего «нацика», фрагменты видеонаблюдения за Диланом Роуфом (американским массовым убийцей, расстрелявшим в церкви 9 афроамериканцев), кадры с медийными персонажами, анимированным Игги Попом, «кровожадными» американскими военными, немецкими «киберготами» и звездами вирусного видео. Работа не имеет четкого финала и открыта для дополнений и трансформаций. Здесь нет прямого оценивания. Это свидетельский документ – в пользу или не в пользу «белого превосходства», решать зрителю.
В Арсенале художник представил абсолютно иной формат: монументальные скульптуры из серии «Большое колесо» в виде гигантских шин, обмотанных цепями – техногенный образ колеса сансары.
Скандал
А теперь – хайп высочайшего уровня. Профессионально обставленный. Нет издания, которое бы его проигнорировало. Триггер этой шумихи – Barca Nostra Кристофа Бюхеля (Швейцария-Исландия). Речь идет о печально знаменитом судне, которое затонуло в Средиземном море по пути из Ливии к итальянскому острову Лампедуза в ночь на 18 апреля 2015 года. Погибло от 700 до 1100 беженцев.
Судно загнали в заброшенную верфь Арсенала, куда оно так филигранно вписалось, что менее всего в нем можно было заподозрить piece of art. На самом деле, мемориал впечатляющий – но об этом знали очень немногие. Вернее те, кто удосужился пролистнуть каталог. Остальные либо спокойно шагали мимо, либо сэлфились на фоне живописно ржавеющего памятника кораблестроению. Этический скандал – да как же можно развлекаться на фоне трагедии – вырос из игнорирования главного правила экспозиции: разъяснительная табличка должна быть всегда. Но есть подозрение, что отсутствие таблички – часть плана. Иначе реакция была бы намного скромнее. Впрочем, селфятся и в Бухенвальде, и в прочих местах коммеморации. Поэтому отметаю этот вой как несущественный. Природа человека. Это надо принимать в расчет.
К слову, Бюхель любит и умеет «шуметь»: на биеннале 2015 года он превратил заброшенную церковь в мечеть (павильон Исландии) – позволив местным мусульманам молиться в столь неоднозначном месте и намекая, что одного Центра исламской культуры в Венеции недостаточно. В результате мусульмане посещали в павильон в таком количестве, что власти всполошились и закрыли его, ссылаясь на угрозу порядку и безопасности. Естественно, Арт-центр Исландии, курировавший павильон, пытался опротестовать этот произвол, обвинив организаторов биеннале в подавлении свободного художественного выражения. Организаторы обвинение «скушали» и импровизированную мечеть все-таки ликвидировали.
В этот раз Исландия решила не искушать судьбу, соорудив нечто «кислотно-волосатое», в таком откровенно ЛСД-шном стиле, что и говорить нечего. Превращение Homo Sapiens в Chromo Sapiens – а всего-то нужно побродить через заросли разноцветных синтетических волокон поз звуки HAM.
Исландия павильон. Ph: ANDREA AVEZZU
Задорно, но это все. Кому интересно, сюда.
Вы спросите: а где, все-таки, искусство? Я сама задаю себе этот вопрос. Показательный пример – с Barca Nostra. По большому счету, здесь нет места для интерпретаций. Реальный осколок трагедии, лобово упрекающий мир в его несовершенстве.
Испытывая отвращение ко всякого рода ангажированности, тем не менее осознаю: аполитичность – редкий товар, и странным образом проигрывающий сильному протестному высказыванию. Проблема – лишь в том, чтобы не стать идеологическим рупором в борьбе за привилегии. Рассуждения о художественной ценности (как понимать, где конъюнктура, а где наболевшее и глубоко отрефлексированное), увы, наталкиваются на обвинения в либеральном шовинизме со стороны левых: «все, что не есть голос угнетенных, – декор и обслуживание верхов». Это, опять же, спор идеологий. Мало имеющий отношение к полемике «хорошее/плохое искусство». Такие времена. Интересные.
Фото обложки: ANDREA AVEZZU
Текст: Юлия Манукян
