В Одессе 7-27 октября проходил Art Prospect Intensive*, где 16 художников и кураторов из 12 стран изучали новые методы в сфере социально-вовлеченного искусства и презентовали свои проекты. Один из менторов Интенсива – Кендал Генри, директор программы Percent for Art Департамента культуры Нью-Йорка.

Он имеет 25 лет работы в сфере паблик-арта, проекты в США, Европе, Средней Азии, России, Папуа-Новой Гвинее, Карибских островах и Австралии. Поговорили с ним о миссии паблик-арта и вызовах, которые ждут художников, работающих в этом жанре.

– Какова ваша роль в этом интенсиве?

– Моя задача – донести до участников мысль, что главное в программе – не столько арт, сколько налаживание коммуникации с жителями города и привлечение их к реализации своих проектов. Люди, естественно, ожидают некоего финального арт-продукта – скульптуру, полотно, мурал… Однако суть паблик-арта прежде всего в диалоге с горожанами, и язык искусства используется, чтобы объединить людей для поиска решений проблем в конкретном городском районе.

– Одесса – довольно сложный городской контекст с весьма спорной новой застройкой. Вам наверняка рассказывали об этом…

– Да, у меня есть общее представление. Участники программы именно поэтому должны уделить много внимания общению с местными жителями. При очевидном ожидании чего-то, украшающего пространство, важно понимать, что это все-таки о коммуникации. Какие-то проекты могут вылиться в создание арт-объекта, другие – нет. Это может быть интерактивное событие, где важно позволить всем высказаться и вместе генерировать идеи по улучшению среды обитания. Это также новый опыт, новые переживания.

Представьте, что вы отправились в путешествие в другую страну. Вас потом спрашивают – а что вы вынесли оттуда? Понятно, что вы покажете фотографии, сувениры, футболки… Но гораздо интереснее нематериальные вещи – эмоции, чувства, впечатления. Это не о «футболках», это об опыте и новых связях, о возможности совместных преобразований к лучшему. О том, что твой голос как горожанина может быть услышан.

– Я помню вашу фразу, широко растиражированную в интернете: «Паблик-арт – это не о скульптуре. Это инструмент социального вовлечения, гражданской гордости и экономического развития». Мне кажется, мы все еще далеки от третьей составляющей – извлекать выгоду из такого вида искусства. Как паблик-арт может способствовать процветанию громады?

– Экономический аспект может проявлять себя разнообразно. Во-первых, арт-объекты как необычные элементы урбан-спейса привлекают туристов.

К примеру, был такой проект «The Gates»** в Нью-Йорке несколько лет назад. В Центральном парке в феврале установили оранжевые ворота. Причем художники собирали средства на них самостоятельно, никаких бюджетных денег там не было. Можете себе представить, насколько грустно и пусто в парке зимой. И вот появляются эти слепяще яркие конструкции.

А дальше народ начал специально приезжать в Нью-Йорк посмотреть на эти ворота. Не сложно, я думаю, подсчитать экономический эффект от наплыва туристов, сколько денег оседает в ресторанах и отелях. В казну города в течение 60 дней поступило 54 миллиона долларов только за счет налогов.

Проект «The Gates» — 7503 виниловых ворот (site-specific арт), которые болгарский художник Кристо Явачев и французская художница Жанна-Клод (известные как дуэт Christo and Jeanne-Claude) установили вдоль дорожек Центрального парка в Нью-Йорке в 2005 году

Другой «доходный» компонент – девелоперы. Стоимость жилья сильно зависит от видов, открывающихся из окон. Понятно, насколько возросли цены за квартиры, из которых можно любоваться эффектным объектом. Классический психологический эффект – если объект сделан из недешевых материалов (то есть, его «ценность» в денежном эквиваленте говорит сама за себя), для людей он автоматически приобретает и бОльшую «культурную» ценность.

– Но ведь не всегда паблик-арт принимается горожанами на ура. Особенно, если художник уверен, что сможет «вписать» свою работу и без предварительных обсуждений с местным сообществом. В итоге объект содержит либо оскорбительный коннотат, либо слишком болезненные меседжи. Как быть в таких ситуациях?

– Общественное пространство – не чья-то частная собственность, им владеет каждый. Люди там живут, гуляют с детьми, в общем, ощущают себя его хозяевами. Если вы создаете в нем что-то, понимание их настроений и изучение их взглядов на это пространство обязательно для успешного проекта. Это как зайти в чужую квартиру и, не спрашивая мнения владельцев, начать «улучшать» там все по своему разумению: «вот это мы уберем, а тут вон то поставим».

Ясно, что такое грубое игнорирование мнения жильцов ни к чему хорошему не приведет. Здесь же еще вопрос самолюбия – вам дают понять, что вкус у вас так себе. Так что, если хочешь реально что-то сделать для людей, спроси их.

– Но это же не значит, что нужно бояться критики или потакать чужим представлениям об искусстве…

– Есть разные уровни консультирования с горожанами. Первый путь – это беседы. Нужно понять суть места, чем оно «дышит», как люди себя видят – членами громады или вне ее, как там происходит социальное расслоение – одни беднее, другие богаче, изучить этнический и гендерный состав…

– Это уже практически социологическое исследование.

– Верно. При этом стоит говорить не со всеми, а с самыми активными представителями, которые давно здесь живут, всех знают и охотно идут на контакт – они более внятно донесут информацию, которую необходимо знать, прежде чем «причинять добро». И все это тем или иным способом инкорпорировать в свое видение будущего проекта.

Второй путь – «инфраструктурный». Вы делаете что-то на свой страх и риск, но ваша идея предполагает привлечение горожан к её реализации на каком-то этапе. Самый показательный пример – перформанс. Я предлагаю жителям стать его участниками – вы будете играть роль женщины, а вы – мужчины и т.д. Получается совместное действо. Или я как актер создаю, условно говоря, сцену, начинаю сам, а уже по ходу действа втягиваю людей в мое перформативное пространство. И мы вместе вырабатываем какие-то идеи, то есть, они становятся соавторами.

Подготовка проекта в рамках Интенсива Арт Проспект

– И все же, есть художники, которые настолько уверены в себе или намеренно контраверсивны, что обходятся без измерений «общей температуры по палате»?

– Паблик-арт должен быть контраверсивным, с большим количеством референсов к локальным болевым или спорным точкам. Но эта контраверсивность может происходить от четкого знания этих точек – и тогда есть шанс на нормальный диалог с людьми. А может, напротив, вытекать из полного отсутствия коммуникации. И тогда гнев, фрустрация и жесткая критика.

Приведу пример. Я был в Австралии на резиденции как художник. У них там остались лишние деньги, и мне предложили сделать проект. Я не хотел сам этим заниматься и через open call позвал других художников. И они все как один предложили провокационные идеи. К примеру, один художник, работавший в неблагополучном районе с большим количеством бездомных и наркозависимых, отразил это в своем проекте. Другой разработал пикетные знаки, транслирующие негативное отношения к некоторым членам общества, к примеру, знак «Гей».

Местный городской совет был в ужасе «Не надо нам этого!» Я же стал им объяснять, что это неправильно – работы отражают проблемы, которые лежат в этом районе на поверхности. И нужно просто подготовить публику к такому видению. Когда все знают, что будет жестко, это снижает градус агрессии при восприятии.

Тем не менее, зрители были шокированы и прозвучало много слов негодования – вы, ребята, потакаете стигматизации и укреплению стереотипов. Но городской совет подготовился к такой реакции и предложил особо «взрывные» работы обсудить публично прямо у них. Пришли все. Такой подход позволил жителям выпустить пар. И поговорить о тех «тонких местах», на которые указали художники.

Это был абсолютно положительный эффект от провокации. Более того, одним из арт-объектов стал флаг, на котором были представлены все проблемы и мнения в этом районе. Его потом адаптировали под флаг комьюнити, и когда люди его видят, они думают: «Да, они услышали нас». Также разработали стикеры с этим флагом, которые горожане лепили на машины, в магазинах. Если у тебя трудности, ты идешь в место, где есть такой стикер, зная, что тебе там помогут.

Кендал Генри с участниками Интенсива

– Что вы знаете об Украине?

– Пока не очень много. Я знаю о конфликте с Россией.

– Тогда вы понимаете, насколько наш сложный политический контекст влияет на культурную ситуацию здесь. И насколько искусство сейчас рефлективно – политически, в первую очередь. Оно транслирует определенные месседжи, которые, если мы говорим о паблик-арте, могут спровоцировать не объединение людей, а их резкое деление на разные идеологические лагеря. Как вы собираетесь с этим работать в рамках программы?

– Поскольку с 2005 года я много работал на постсоветских пространствах, мне понятно, о чем речь. В этой программе я не могу допустить публичную презентацию проектов, которые спровоцируют негативные вещи в обществе. Раны слишком свежи, чтобы манипулировать такими вещами. Провокативность этого плана неприемлема. Еще я столкнулся с тем, что в этих странах паблик-арт не существует как таковой. Либо воспринимается людьми не как искусство. Это очень поучительный опыт для меня.

– Как вы попали в сферу паблик-арта?

– Я учился в художественной школе, и одновременно с этим мне приходилось работать (это было условием финансовой помощи для получения образования). Когда мне предложили работу на выбор, я пошел в департамент культуры Нью-Йорка (NYC Department of Cultural Affairs). Я тогда понятия не имел о паблик-арте. Познакомившись с художниками, которые создавали арт в местах, далеких от традиционных – в школах, в полицейских участках, я был просто очарован. Они использовали искусство как образовательный инструмент.

 В моей школе учили способам самовыражения и тому, как твои работы будут восприниматься завсегдатаями музеев и галерей. А в паблик-арте совсем другой тип аудитории, которая чаще всего в музеи ни ногой. И абсолютно иной «артовский» язык. Когда учеба в школе закончилась, я остался в департаменте интерном, много учился и в итоге получил официальную должность.

– Вы были главным куратором в MoCADA (Музей современного искусства африканской диаспоры). Что дал вам этот опыт?

– Занимаясь популяризацией «черного искусства» (мирового, не только американского), я вынес для себя интересное наблюдение. Когда я делал выставку современных австралийских аборигенов, а это очень специфичная вещь, люди подумали, что авторы этих работ – афроамериканцы из Нью-Йорка. Настолько универсальные проблемы там затрагивались. И все последующие обсуждения подтвердили важную мысль – мы не такие разные, как кажется. И наши «вселенные» сходятся в каких-то общих для всех моментах.

Один из объектов Percent For Art Program

– Чуть подробнее о программе Percent for Art Program, директором которой вы являетесь. Я знаю, что она направлена на приобретение и установку произведений паблик-арта для улучшения и развития городских районов. Как это работает? Очень любопытный кейс для нас.

– От каждой городской стройки (за счет госбюджета) мне отчисляется 1 процент на заказ арт-объекта в этом пространстве. Если город строит школу, я получаю процент от этого строительства на создание работы здесь (внутри здания или в его окрестностях). Программа была инициирована мэром Нью-Йорка в 1982 году.

Если вспомнить историю города, в конце 70-х – начале 80-х он был в весьма плачевном состоянии. Практически банкрот. Дома рушились, мусор не убирался, кругом сплошная бедность. И вот мэр сказал: «Давайте делать арт». Это было чрезвычайно радикально. Люди думали, как им выжить, а им предлагают нечто невообразимое. Создание такой программы перевернуло сознание.

– Успешно?

– Да. Сегодня выгоды от неё очевидны всем. Люди не будут поддерживать программу своими налогами, если она не будет успешна. Идея брать процент от строительства на создание паблик-арта работает не только в Нью-Йорке или Штатах. Ее практикуют в Европе. Многие города оценили, как паблик-арт «джентрифицирует» маргинальные районы и привлекает туристов.

Скульптура – часть Percent For Art Program

 – Случается, что арт-объекты в публичном пространстве подвергаются вандализму. Иногда это своего рода диалог, иногда просто страсть к разрушению. Как вы с этим справляетесь?

– Здесь можно трактовать проблему по-разному. Когда громада владеет таким объектом, она чувствует ответственность за его сохранность – в той же степени, как за свои машины, дома и прочую собственность. Эту мысль, к слову, важно внушать еще на этапе коммуникации с жителями: «Я интегрирую что-то не в ВАШЕ пространство, я интегрирую что-то в НАШЕ пространство».

Я видел не так уж много случаев вандализма. А вот что я на самом деле видел – это тотальную граффитизацию. Они могут появляться и на объектах паблик-арта. А уж пустая стена просто кричит: «Оставь послание!».

– А если это все же своего рода фидбек на месседжи автора объекта? Как было с харьковским стрит-артистом Гамлетом Зиньковским. Его это ранило слишком сильно, он не был готов к таким брутальным реакциям. Обсуждаете ли вы как ментор со своими учениками возможные риски такого рода?

– Безусловно, это урок. Делаешь что-то в открытом пространстве – будь готов к реакции. Любой. Если твоя работа всем нравится, это плохо. Если возникли острые дискуссии, это хорошо. Мы разные и воспринимаем все по-разному, так что букет интерпретаций – это нормально. Нельзя угодить каждому. Не хочешь душевных травм из-за критики или не можешь вести диалог с публикой – тогда это не твое.

Кендал Генри с участниками Интенсива Арт Проспект

– Вас чаще называют куратором, чем художником. Это так?

– Да, я тот, кто фасилитирует процесс коллаборации. Мне интересно объединять людей для создания арт-проектов. У вас есть идея, а я нахожу возможности ее воплотить, ищу финансирование. При этом я не дорабатываю вашу идею, а помогаю понять, как она будет выглядеть на практике. В этом я силен, фасилитация – деятельность, в которой я сейчас реализуюсь наиболее полно.

Текст: Юлия Манукян

Фото: Александра Новак

* В программе приняли участие художники и кураторы из Азербайджана, Беларуси, Армении, Грузии, Казахстана, Кыргызстана, Молдовы, Таджикистана, Узбекистана и Украины). Инициаторы проекта – CEC ArtsLink в сотрудничестве с платформой междисциплинарных практик Open Place (Киев, Украина) и Oberliht Association (Кишинев, Молдова). Подробнее о результатах интенсива здесь.