Художник и архитектор, активист и визионер, индивидуалист и разрушитель канонов – об этих и других гранях одной незаурядной личности рассказывает Юлия Манукян

Неисповедимы пути, которыми мы возвращаемся к тем или иным «иконам». Поездка в Виттенберг, где Фриденсрайх Хундертвассер помог ученикам местной школы превратить её в оазис цвета и радости, и уже почти культовый фильм Тайки Вайтити «Кролик Джоджо» заставили по-новому посмотреть на жизнь и творчество австрийца.

Есть люди, влияние творчества которых длится и длится, и в этом постсиянии уже угасшей звезды вдруг хочется увидеть живого человека, пережившего так много, что не могло не повлиять на дела рук его. Этот взрыв красок на самом деле произрос из недетского опыта «военного» детства, как ответ на травму, которую художник «залечивал» всю свою жизнь.

Жизнь как крестовый поход

Радикализм его идей и самонадеянность, с которой художник брался за переустройство мира, поражают. Сам он полностью признаёт, что именно лобовое столкновение с нацизмом повлияло на его становление и как художника, и как активиста. По сути, вся карьера Хундертвассера стала «мощным антивоенным высказыванием». Прочитав отрывок из его дневника о последних часах в гитлерюгенде, я подумала, что Вайтити прямо с него «срисовал» сцену финального боя юных и не очень нацистов с союзниками:

«После того, как я сдал экзамен на радиста, у нас прозвенел звонок, и ребята из гитлерюгенда позвали меня с собой на войну. Русские тем временем подступили к Бургенланду. В приступе безумия, которое позже оказалось дальновидным, я заявил: я не могу, я наполовину еврей. Ребята были в шоке, но не успели донести об этом в общем хаосе войны. Это признание спасло мне жизнь. Когда в Вене началась стрельба, я увидел отряд мальчишек 15-16 лет, моих ровесников, марширующих в направлении собора Святого Стефана с базуками на плечах. Никто из них не вернулся живым».

На самом деле, ему повезло, ведь он мог разделить судьбу своих еврейских родственников со стороны матери. Фридрих Штовассер (так назвали Фриденсрайха Хундертвассера при рождении) родился в небогатой венской семье. Отец, государственный служащий и бывший офицер австро-венгерской армии, умер от аппендицита, когда мальчику был всего год. Мать, еврейка Эльза Штовассер, крестила сына в 1937 году от нацистского греха подальше, а после аншлюса с Германией в 1938 году отправила его в гитлерюгенд, узнав, что выкрестов не щадили и подавно. Когда к ним пришли с очередной проверкой, Фридрих надел свой «нацистскую» форму и его не тронули. Но всех родственников матери забрали, и больше их никогда не видели.

Неудивительно, что девиз его матери был: «Оставайся невидимым, и проживешь в покое до старости». Сын исполнил её заветы частично, тщательно лелея «доктрину одиночки» как ключа к выживанию в современном мире:

«Моя юность как двойного аутсайдера – без отца и наполовину еврея – естественным образом способствовала тому, что я много размышлял и осознавал. Я стал одиноким волком, борцом за идеи, которые казались мне важными. В детстве у меня не было возможности почувствовать себя частью группы, и поэтому я остался одиночкой».

Вся философия Хундертвассера сосредоточена на протесте против ущемления личной свободы и триумфа массовой культуры, которые усилились в послевоенный период. В спиче на своей второй выставке в венском Арт-клубе в 1953 году он сетовал на единообразие и недостаток креативности, которые он наблюдал в послевоенной Европе: «Мы рождаемся в серой колонне, марширующей в бесцветное, бессмысленное и массовое. Колонна называется «Европа»».

Он предсказывал общество, устраняющее вариации даже за пределами Европы, вплоть до того момента, когда «европейцы будут выглядеть как азиаты; когда японцы похожи на французов, когда аэропорт в Найроби похож на аэропорт на Аляске, когда яблоки на вкус как сливы, а мясо – как сыр, когда вы не можете определить отличие между разными системами в политике и правительстве».

Хундертвассер буквально жизнь положил, чтобы избежать подобной судьбы: можно как угодно относиться к его «стилю», но уникальность его – вне критики.

Путь художника

С 5-летнего возраста увлекающийся рисованием, в 1948 году Фридрих поступил в Венскую школу изобразительных искусств (куда Гитлер безуспешно пытался поступить 40 лет назад). Но проучился он там всего три месяца, посчитав такое образование абсолютно бесполезным. По иронии судьбы, много лет спустя школа пригласила его прочитать лекцию и провести мастер-классы, что вылилось в очередной «нигилизм» по отношению к учебному процессу. Хундертвассер заявил слушателям: если ты – художник, учить тебя нечему, если нет – это пустая трата времени, и посоветовал студентам идти заниматься полезными делами.

На него гораздо больше повлияли работы Эгона Шиле, представленные в том же 1948 году в большой ретроспективе в «Альбертине»: «Всё дело в стенах… Они светились в темноте. Для меня дома Шиле были живыми существами. Я впервые почувствовал, что внешние стены подобны коже. Он писал их так, словно нет никакой разницы между кожей обнаженной девушки и кожей дома. Эта третья кожа продемонстрировала нечто, что вскрикивает и живёт, это было удивительно. Глядя на эти дома, чувствуешь, что они живые» (Гарри Ранд «Хундертвассер»).

Траур Шиле. Фриденсрайх Хундертвассер. 1965.

21.02.20 в Музее Леопольда (Вена) открылась большая выставка Хундертвассера и Шиле: Imagine Tomorrow. Из-за карантина посмотреть ее сейчас вряд ли получится, но можно следить за новостями на оф. страничке fb и ютуб-канале, музей периодически устраивает онлайн-трансляции. Экспозиция действует до 31.8.2020

Также на него оказали влияние Густав Климт и венский сецессион с его извилистыми линиями и cloisonné effects (перегородчатая эмаль). Не меньше его поражали рукотворные вещи. К примеру, в уютном римском кафе он любовался керамическими изразцами на стенах: «Они казались текучими, эти краски, словно их потёки вибрировали и жили. Я постоянно возвращался к ним и видел в них самые разные вещи. Именно так я обнаружил Джексона Поллока. С самого начала меня интересовала живопись действия…однако я этим не занимался. Ох, я пытался! Но, вместо того чтобы позволить краскам стекать, я доминировал над ними. Мои работы выглядели как работы живописцев действия, которые были написаны маслом. Я выписывал каждую линию. Может быть, это сказывалась во мне прирожденная прямота австрийца» (Гарри Ранд «Хундертвассер»).

В 1949 году художник изменил свою фамилию на «Хундертвассер» («хундерт» в немецком языке означает «сто, сотня») и стал художником. Номадическая натура гнала его исследовать мир. В 1949 году в итальянской Флоренции он познакомился с французским художником Рене Бро, ставшим позже лучшим другом и соратником. Они много заимствовали друг у друга. Фридриху приглянулись миндалевидные глаза жены Рене, которые он постоянно рисовал, а Бро позаимствовал у него фирменные «круглые деревья». В совместном портфолио у них – муралы и замечательный проект MIRACULOUS DRAUGHT. И хотя карьера Хундертвассера резко рванула вперед, это на их дружбу не повлияло. До самой смерти Рене Бро в 1986 году они вместе путешествовали – в Индию, Непал, Новую Зеландию.

THE MIRACULOUS DRAUGHT / Чудесная рыбалка St. Mandé / Seine, июнь 1950. 275 x 500 см.

Рисунок – Р. Бро, краски – Ф. Хундертвассер. Хранится в KunstHausWien, Вена

В Париже Фридрих тоже поступал в школу искусств, но пробыл там только один день. Здесь же в Galerie Librairie Palmes он выставил свои первые картины. Прожив несколько лет в Париже, вернулся в Вену и в 1952 году организовал персональную выставку в Арт-клубе. Его критиковали за декоративность, называли «декадентом», но он очень быстро стал популярным и хорошо продаваемым.

Имя «Фридрих» он изменил на «Фриденсрайх» (Королевство мира) во время поездки в Японию в 1961 году, после того, как японский искусствовед Шиничи Сегуи (автор рецензии на первую выставку Хундертвассера в Японии) и Ив Кляйн показали его работы владельцу токийской галереи Ямамото. Тот был впечатлен и пригласил художника в Японию. Все картины были распроданы.

В 1962 году художник основал студию в Венеции напротив площади Сан-Марко и представлял Австрию на Венецианской биеннале. Культивируя жизнь номада, Хундертвассер купил старое деревянное парусное судно Giuseppe T, на борту которого он провел четыре года, болтаясь в венецианской лагуне. Позже он его переоборудовал и назвал Regentag, и на нем же отправился в Новую Зеландию, где окончательно осел в купленном поместье.

Путь «целителя»

Между 1950 и 1970 годами Хундертвассер создал около 700 картин. К моменту его смерти в феврале 2000 года его «каталог-резонер» включал 1003 работы. Снижение «живописной» продуктивности его биографы объясняют тем, что, начиная с конца 1960-х годов, Хундертвассер превращался из художника в утописта, мечтающего о рае на земле. Общим знаменателем этих двух жизненных историй была склонность к философии. Художник в нём размышлял о боге и мире, жизни и искусстве. Утопист пошел дальше и попытался воплотить свои идеи в реальность.

Хундертвассер все больше увлекался серьезной критикой функционализма в архитектуре. В 1959 году, будучи приглашенным лектором в Гамбурге, он прямо сказал, что сегодня «архитектура – это не искусство, а профессиональный заговор». Там же случилась первая серьезная акция «Бесконечная линия», пусть и с несколько провальным финалом.

Художник с двумя ассистентами в течение нескольких часов покрывал стену плавными линиями. Зрители, естественно, вскоре утомились однообразием зрелища и потихоньку разошлись. Когда работа затянулась на сутки, администрация тоже потеряла терпение и отключила свет, надеясь прекратить это бессмысленное с их точки зрения действо. В ход пошли свечи. Тогда последовал прямой запрет – и взбешенный художник, мечтавший соединить все эти линии в спираль (его любимый символ), отказался преподавать и уехал из Гамбурга.

Характерно, что из глубокого индивидуалиста Хундертвассер постепенно трансформировался в активиста, не чуравшегося коллективных практик. Он понял, что в одиночку ему весь этот мусор не разгрести – ускорить перемены возможно только посредством коллективных действий. Стратегия выживания одиночки разрослась до масштабов человечества. Так началась эра манифестов.

Поистине культовый «Манифест заплесневелости против рационализма в архитектуре» (Verschimmelungsmanifest gegen den Rationalismus in der Architektur) был опубликован в 1958 году. В нём впервые прозвучала теория «трансавтоматизма» – спонтанного высвобождения творческой энергии, не ограниченной «цивилизацией». Критику в свой адрес («шарлатан», «хиппи») Хундертвассер уверенно отметал присвоенным правом неравнодушного активиста:

«Дорогие граждане, меня спрашивают, почему я как художник вмешиваюсь в архитектуру. Ну, как художник, я всего лишь человек. Если вы где-то садитесь на стул и он грязный, вы его вытираете. Так и я: если я вхожу в «грязную» архитектуру, я должен сначала избавиться от неё… Наши дома были больны… Если вы позволите окнам танцевать, проектируя их в разных стилях, если вы оставите как можно больше неровностей на фасадах и в интерьерах, дома восстановятся. Дома начнут жить. Каждый дом, даже уродливый и больной, можно вылечить».

Так он заслужил прозвище «архитектурный целитель».

Ярость, с которой каждый приходящий новатор громит предшественников, – не редкость в архитектурном мире. Хундертвассер сосредоточил свой обличительный гнев на другом австрийце. «Отец пуризма» Адольф Лоос стал для художника практически личным врагом, изуродовавшим дома прямыми линиями, аскетичностью дизайна и общей «бездушностью» функционализма. К слову, Лоос в свое время также неистово громил представителей Венского сецессиона. Его идеи повлияли на мировоззрение Фрэнка Ллойда Райта, Ле Корбюзье, Вальтера Гропиуса, Людвига Мис ван дер Роэ.

«Линеаризм» как идеология, по мнению Хундертвассера, приводит к массовой гибели людей:

«Болезни людей, заключенных в стерильные жилые комплексы, в этой смертельной монотонности цветут пышным цветом. Восстановление в таких зданиях невозможно, несмотря на психиатрию и медицинскую страховку. В городах-спутниках растёт число самоубийств и их попыток… Нигилизм людей, живущих в таких домах, выражается в снижении желания работать, что ведет к сокращению производства, и это наверняка могут подтвердить психиатры и статистики. Несчастье тоже можно измерить в цифрах и деньгах».

Подобная риторика прощалась ему как «еврею, пережившему Холокост». Но всем было понятно, что новое время требовало иной эстетики. Справедливости ради, приведу список строений, которые Хундертвассер одобрил как «здоровые»:

  1. Здания Гауди в Барселоне.
  2. Некоторые сооружения в стиле модерн.
  3. Башня Уоттс Саймона Родия в пригороде Лос-Анджелеса.
  4. Palais Ideal du Facteur Cheval в департаменте Дром, Франция.
  5. Трущобы, так называемые «бельма на глазу» каждого города.
  6. Сельские и «примитивные» дома, если они теперь имеют ручную форму, как раньше.
  7. Незаконные дома американского производства.
  8. Плавучие дома в Нидерландах и Саусалито (штат Калифорния, США)
  9. Здания архитекторов Кристиана Хунцикера и Люсьена Кролла.

То, что медиа любят представлять эпатажной выходкой, также было частью философии. Речь идет о манифесте «Право на третью кожу», который художник прочел в 1967 году в Мюнхене в обнаженном виде:

«Я пытался сосредоточиться на правде, будучи голым. Это очень сложно. С тобой может случиться все что угодно, когда на тебе ничего нет. Но победа того стоит… Было бы хорошо, если бы наше правительство было достаточно смелым, чтобы говорить перед публикой «обнаженным».

Путь архитектора

Хундертвассер не призывал к тупому вандализму, видя решение проблемы в «оживляющей» модификации унифицированных зданий. Его «декоративность» произрастала отнюдь не из любви к цветистому в азиатском понимании. Это было почти сакральное знание метафизической изнанки секулярного мира: в его понимании разнообразие красок делало мир лучше, а серые или однообразные цвета (в том числе в архитектуре) служили синонимами чистилища или ада.

Поэтому Хундертвассер начал строить здания, похожие на гигантские версии его собственных произведений искусства. Он убедил городской совет Вены разрешить ему спроектировать жилой квартал. Его открыли в 1985 году, и он сразу же стал местом туристического паломничества и жесткой борьбы за право снять там апартаменты (несмотря на заоблачные цены).

Комплекс, построенный в сотрудничестве с архитекторами Йозефом Кравиной и Петером Пеликаном, включает 52 квартиры, 4 офиса, 16 частных и 3 общие террасы, плюс примерно 250 деревьев и кустарников. Здесь в полной мере проявилась «диктатура окон» – художник считал, что «здание состоит из окон… Если окна правильные, правильно все здание». Причем они не должны повторяться, иначе это будет «концентрационный лагерь». При этом из многих окон торчат деревья – «арендаторы», оплачивающие «жильё» тенью, очисткой воздуха и украшением пространства.

Дом Хундертвассера. Адрес: Kegelgasse 34-38, 1030 Vienna, Austria

Примечательно, что художник отказался от гонорара за проект, удовлетворившись возможностью реализовать весь свой «концептуальный» запал. Но, учитывая характер современных коммунальных удобств, Хундертвассер сердился, когда его дом называли «экологичным». Это была лишь первая пристрелка к такому дизайну, эко-формат полнее воплотился в последующих его работах.

По слухам, чтобы отвадить толпы от своего дома, он превратил старую шинную мастерскую напротив него в так называемую «деревню Хундертвассера» – торгово-выставочный центр с «центральной площадью», баром, магазинами и даже «дизайнерским» туалетом.

В 1989-1991 годах по проекту Хундертвассера строят Венский Дом искусств. На выставке площадью около 1600 квадратных метров кроме постоянной экспозиции картин Хундертвассера есть и работы и других художников.

Венский Дом искусств. Адрес: Untere Weißgerberstraße 13, 1030 Wien

Впечатляющий фасадный дизайн получил и мусоросжигательный завод Шпиттелау в Вене. Строительство завода (1969-1971) изначально имело скандальный ореол: такой способ утилизации отходов грозил мощным выбросом диоксинов в атмосферу. Политические игры подогревала незаинтересованность владельцев свалок терять доходы. Тем не менее, Шпиттелау построили. В 1987 году пожар сильно повредил здание, и мэр города пошел на поклон к Хундертвассеру – только он мог бы спасти завод и эстетически, и репутационно, придав ему нужную «экологичность». Хундертвассер решительно отказался, но, поостыв, проконсультировался с экологами и согласился поработать с экстерьером. Единственное условие – чтобы завод оборудовали самой современной техникой, минимизирующей вредные выбросы.

Самый «природный» проект – термальный комплекс Rogner Bad Blumau. Линии строений вторят очертаниям близлежащих холмов. Кровли заросли разнообразной флорой, растущей будто прямо из земли. Художник назвал эту модель «катящиеся горы». По сути, это целый городок, в центре которого устроено круглое по форме спа, а поблизости расположились гостевые домики, бассейны, ресторации и прочее.

Замечательная история произошла в «колыбели протестантизма», Виттенберге, где есть ярчайший образец «архитектурной терапии» от Хундертвассера. Через 20 лет после строительства типовое здание местной школы, построенное во времена ГДР (1975), изрядно износилось, и его решили закрыть на ремонт. Педагогический состав школы устроил конкурс среди учеников на лучшие идеи для нового облика, причем фантазию участников не ограничивали. В это же время под Лейпцигом проходила выставка Хундертвассера. Ее посетила одна из сотрудниц городского совета Виттенберга, и была поражена схожестью «видения» юных участников конкурса и австрийского архитектора.

Она рискнула отправить рисунки Хундертвассеру, тот пришел в восторг и подготовил совершенно безвозмездно проект оформления школы на основе детских работ, фотографий здания и строительного плана. За реализацию отвечали уже местные архитекторы. Обычно художник разрабатывал и дизайн внутренних помещений, но в этом случае отдал этот кусок работы на откуп местным дизайнерам и школьникам. В мае 1999 года, менее чем за год до смерти Хундертвассера, ремонт гимназии имени Мартина Лютера и Филиппа Меланхтона был завершён.

Также среди архитектурного наследия Хундертвассера:

  • «Дом на лугах» (Бад-Зоден, Германия)
  • Церковь святой Варвары (Бернбах, Австрия)
  • Дом Рональда Макдоналда (Валкербург, Нидерланды)
  • Дом «Лесная спираль» (Дармштадт, Германия)
  • Пивная башня (Абенсберг, Германия)
  • Инсталляция «Памятник часам XXI века (Токио)
  • Панно «Погружение Атлантиды» (Восточный вокзал Лиссабона)

Предтеча экологичного сознания

Хундертвассер был первым, кто четко сформулировал экоподход к архитектуре. Гарри Рэнд, автор биографической книги «Хундертвассер», пишет, что после определенного момента художник «стал думать о сточных водах, трафике, архитектуре, рационе питания, городском планировании, гумусном туалете, озеленении крыш, безотходном обществе, экологичной одежде, энергии и прочих вещах, которые составляли современную жизнь». И если сначала это действительно было утопией, со временем всё больше людей видели в этих рефлексиях практический смысл. Требование высаживать леса на крышах домов реализовалось в наши дни в виде эксплуатируемых кровель. Дома с нулевым энергопотреблением тоже казались сказкой, но такое будущее уже практически наступило.

В своё время Хундертвассер разработал оригинальные плакаты для спасения океанов и защиты тропических лесов от «нашествия» ядерной энергии. Их распечатали большими тиражами, а выручку от продаж направили экологическим инициативам и природоохранным организациям. Художник также активно участвовал в кампании против строительства ГЭС в районе уникальных заливных угодий Hainburg Au в Австрии. Он разбил там палатку, сделал специальный постер «Free Nature is Our Freedom» и требовал создания Национального парка для защиты этих территорий. Ему и его единомышленникам удалось вовлечь в протест все австрийское общество, и это стало поворотным моментом в сторону экологического мышления на государственном уровне.

Хундертвассер воссоздавал на земле утерянный парадиз, публично высаживая деревья по всему миру. Так, фермеры Новой Зеландии помогли ему высадить более 100 000 деревьев.

Его смерть была такой же «иконической», как и его жизнь. Умер он от внезапного сердечного приступа на борту лайнера «Королева Елизавета II» по дороге из Новой Зеландии в Европу. Согласно завещанию, его тело было захоронено обнаженным и без гроба под тюльпанным деревом в саду Счастливых мертвых в Новой Зеландии. Этот участок земли в Ао Теа Роа художник выкупил ранее и назвал как свою картину 1953 года «Сад счастливых мертвых».

«Человека нужно хоронить не более чем на полметра или на два метра ниже уровня поверхности. И посадить над ним дерево. Закопать в гроб, который обветшает, чтобы посаженное дерево извлекало что-то из его веществ и превращало его в дерево-вещество. Когда вы приходите на могилу, вы проведываете не мертвеца, а живое существо, которое только что превратилось в дерево. Можно вырастить прекрасный лес, который будет красивее обычного, потому что деревья будут уходить корнями в могилы. Это будет парк, место для удовольствия, место для проживания, даже место для охоты».

Недалеко от места захоронения находятся спроектированные им общественные туалеты Kawakawa – туристическая аттракция, символичная и как арт, и как манифест имени себя. Его первое архитектурное творение в этой стране выглядит как конструкция из разноцветных плиток и винных бутылок с «фирменными» золотыми шарами на крыше, буйно заросшей растительностью, включая марихуану. Местная ассоциация бизнесменов попросила Хундертвассера как-то облагородить здание, построенное еще в 1960 году. Он с радостью взялся за проект, доказав, что самые бытовые вещи могут быть источником эстетического удовольствия и радости.

Любопытные факты: 10 декабря 1983 года ООН отметила 35-ю годовщину Всеобщей декларации прав человека. В ознаменование этого важного события в мировой истории 9 декабря Почтовая служба ООН выпустила один из самых необычных комплектов почтовых марок в своей истории – TREATY WITH NATURE авторства Хундертвассера. Также он придумывал дизайн государственных флагов (в частности Новой Зеландии), гербов, монет, телефонных карточек, жетонов для казино, рисовал иллюстрации к Библии, разработал дизайн Боинга 757. Хундертвассер также является кавалером Золотого знака Почетного гражданина Вены.

С 21 февраля по 31 августа 2020 года в музее Леопольда в Вене пройдёт специальная выставка по случаю 20-й годовщины смерти Хундертвассера (19 февраля). Она посвящена интеллектуальным и художественным отношениям Эгона Шиле и Хундертвассера. Последний писал в дневнике («Я люблю Шиле», 1950/51): «Я часто мечтаю, как и Шиле, мой вдохновитель, о цветах красного цвета, о птицах и летающих рыбах, и садах в бархате и изумрудно-зеленом, и о людях, которые прогуливаются, плача, в красно-желтом и темно-синем. Но рай для меня закрыт».

Текст: Юлия Манукян

Источники: