Нравится нам это или нет – но вся наша жизнь протекает в измерениях пространства и времени, и это пространство неизбежно имеет некоторые качества, отражающиеся и на качестве нашей жизни. Каждый выход на улицу равен погружению в это пространство и взаимодействию с ним. 

Со стороны человека к пространству применяются различные практики; пространство же, в свою очередь, определяется технологиями – и несет ряд функций. В предложенном тексте мы попробуем разобраться, какие же функции выполняют пространства и какими они бывают, отдельно остановимся на нарративной и темпоральной функциях. Будет и продолжение – о технологиях, влияющих на пространство, и тенденциях в их развитии.  

Разновидности пространства: частное, публичное, смешанное

Пространство города как места активной деятельности человека – природу, дикие пляжи и леса в данном случае оставим за скобками – можно условно поделить на частное – квартира, офис, предприятие – и публичное: улица, площадь, парк, учебные заведения, больницы и т.д. 

При этом существует разница между публичным и общественным: публичное пространство может одновременно находиться в частной собственности и, соответственно, подчиняться правилам своих владельцев – например, «снимать обувь при входе в чайхану». И все же оно остается публичным, пока все желающие – клиенты, посетители – могут приходить туда и пользоваться функциями пространства (чего, например, нельзя сделать с офисом, если в нем не работаешь). Общественные же пространства – улицы, парки, площади – формально собственность города, а значит, и всех горожан (что не отменяет возможного наличия администрации и установленных правил).

Интерес в данном случае представляет вопрос, где конкретно заканчивается частное пространство и начинается публичное. С одной стороны – «культура» советской коммуналки, по-прежнему много где сохранившаяся: частного вовсе нет, все как бы общее, а по факту – ничейное. Пресловутая синяя краска в подъездах «хрущевок», которую никто никогда выбирал – обозначающая, что сразу за порогом квартиры уже начинается чужеродная среда, где человек ничего не решает. 

С другой стороны – на смену коммунам и «хрущевкам» приходят сегодняшние жилые комплексы, где ареал частного все больше расширяется: в новых домах появляются пространства, которые выполняют функции публичных, но по форме принадлежности характеризуются как частные – к примеру, закрытые дворы, детские сады, медпункты или спортзалы на территории, рассчитанные преимущественно на жильцов. Они зачастую находятся на балансе жилого комплекса, а решения относительно них принимаются жителями коллективно – таким образом, «подконтрольная» территория каждого жителя расширяется за пределы квартиры. Меняется восприятие и степень ответственности по отношению к такому пространству. 

Впрочем, примеры такого расширения можно найти не только в новых ЖК: в более старых домах это также возможно, при условии успешной организации домового самоуправления.  

Функции пространства

Можно выделить следующие функции публичного пространства:

• Коммуникация. Это общение с любыми людьми, которые не живут с нами в одном доме и не работают в одном офисе (хотя при желании мы и с ними можем общаться в публичном пространстве – к примеру, отправившись после работы на прогулку). Конечно, речь идет не только о совместном отдыхе – до появления современных технологий связи все конструирование сообщества проходило в церквях, на ярмарках и площадях – взять, к примеру, те же вече. Да и сегодня эти практики никуда не делись, чему мы регулярно видим подтверждение в новостях. 
• Передвижение (транзитная). Функция, которой невольно обладает практически любая улица и дорога. Вопрос в том, насколько она к этой функции приспособлена: есть ли доступ для маломобильных групп, есть (или нет) элементы, затрудняющие движение, какие возможности представлены для разных видов транспорта.

• Осуществление деятельности. В разных пространствах можно осуществлять разную деятельность – ситуативную, специфическую, развлекательную и  т.д. Один и тот же парк может быть: местом, где можно читать книги – для работника из офисного центра; спортивной площадкой для группы практикующих цигун; рабочей локацией для продавца сувениров; натурой для художника-пленэриста. 

Интересная особенность: функцию деятельности для пространства практически невозможно полностью запрограммировать и проконтролировать – она зависит от множества непредсказуемых факторов и от того, каким образом пространство выполняет другие свои функции. 

Даже пространства, с, казалось бы, предельно четко предписанной деятельностной функцией – к примеру, больницы или заводы – легко могут становиться полем для совершенно иных занятий, превращаясь в творческую площадку для художников стрит-арта, «мутируя» в галереи, ночные клубы и театры, становясь местом фотосъемок – и так далее, до бесконечности. 

Сложно заранее предсказать, какое пространство привлечет любителей цигун, а какое – художников, и что нужно сделать, чтобы пришли те, кого мы хотим в нем видеть и держались подальше те, кому мы не рады. Можно только прорабатывать общие аспекты привлекательности: доступность, эстетичность, безопасность, удобное расположение.

• Удовлетворение потребностей. Близко по смыслу, но не совсем то же, что осуществление деятельности. И как раз достаточно легко прогнозируемо и управляемо: это про размещенные в пространстве кафе, туалеты, фонтанчики с питьевой водой – удовлетворение физических потребностей.

Магазины и кинотеатры в торговых центрах заполняют недостаток новых вещей и развлечений; храмы обслуживают духовные потребности верующих. Удовлетворяемые пространством потребности можно разделить на специфические, выполняемые по запросу (например, церковь не обязана удовлетворять потребность прихожан в пище, для этого есть кафе) и базовые, удовлетворение которых заложено в самой структуре пространства, а неудовлетворение автоматически делает его дисфункциональным – а именно безопасность и комфорт.

Удовлетворение потребностей более высокого уровня по пирамиде Маслоу – в красоте, развитии, чувстве сопричастности – вижу смысл определить как отдельные функции пространства. Они менее прогнозируемы и хуже поддаются контролю, поскольку взаимодействуют с ментальными предпосылками каждого отдельного человека. К примеру, тот, кто не осведомлен о символическом значении и истории Эйфелевой башни, кто видит ее впервые в жизни – действительно впервые, до того не видя ни на картинках, ни на открытках (что, конечно, едва ли возможно в современном мире) – не ощутит, стоя под ней, тех же эмоций, что человек осведомленный и нашедший для нее место в своем словаре символов. 

• Эстетическая. Удовлетворение пространством эстетических потребностей следует вынести отдельным пунктом по нескольким причинам. Во-первых, критерии эстетичного более чем субъективны, и с этой точки зрения пространство не может быть всеми воспринято одинаково. Ту же Эйфелеву башню поначалу ругали на чем свет стоит.

Во-вторых, именно эта функция, пожалуй, меньше всего пересекается с другими. Коммуникация; транзит; удовлетворение физических потребностей и осуществление различной деятельности – все это может осуществляться в полностью лишенном каких-либо визуальных прикрас месте. Аналогично, маленький пустынный сквер без единой лавочки где-нибудь на окраине города вполне может быть по какой-то случайности украшен изумительными статуями. 

• Символическая. Когда пространство наполнено некими смыслами, символами, памятью – пребывание в нем выходит за рамки эстетического удовольствия (и даже необязательно сопровождается им). 

Находясь в таком пространстве, человек скорее внутренне приобщается к обозначенным в нем смыслам, добавляет их к своей идентичности – «я – поклонник Бродского и оставил цветок на его могиле»; «мы – влюбленная пара и фотографируемся у Эйфелевой башни» (что-то она никак не оставит меня в покое); «я – паломник и иду в Мекку, совершить хадж». 

Само собой, далеко не каждое пространство выполняет символическую функцию. Обеспечить ее намеренно – возможно, но без гарантий. Аналогично, символичность места может возникнуть сама по себе, без сопутствующего намерения – как, например, памятные места расстрелов. Более того, символичность пространства для каждого человека будет индивидуальна.

• Рекреационная. Функция пространства, направленная на отдых и восстановление. Парки, сады, пляжи – любые места, где можно прекратить деятельность и передвижение (разве что бесцельным прогулочным шагом), есть возможность ощутить физический комфорт, присутствует хотя бы минимальная эстетическая составляющая и элементы живой природы. На обычной улице такую функцию могут выполнять скамейки, парклеты.
• Обучающая, познавательная. Может формироваться намеренно и быть специфической (музейное пространство, информационные стенды), или быть обусловленной характеристиками самого пространства. К примеру, центр старинного города выполняет познавательную функцию относительно градостроения и особенностей архитектуры в доиндустриальные времена: даже без объяснения тонкостей и предпосылок, следующий такой старинный квартал человек на основании имеющегося визуального опыта уже определит как принадлежащий к конкретной эпохе.

События весны 2020-го года – пандемия и карантин – раскрыли еще одну важную функцию публичных пространств, бывшую неочевидной до тех пор, пока не стало ощутимым ее отсутствие: репрезентативную. На пересечении между коммуникационной и символической, она определяет то, где и как мы можем демонстрировать себя, свою идентичность окружающим: «себя показать, на людей посмотреть». При этом никаких других взаимодействий может не происходить – участники прайда или модники из токийского квартала Harajuku вовсе не стремятся перезнакомиться и пообщаться со всеми, кто на них смотрит. Им достаточно быть увиденными в том виде и качестве, в каком они желают себя показать, и таким образом подкрепить свою идентичность.

Репрезентативная функция, пожалуй, больше других проникла в виртуальное пространство, где осуществлять ее удобнее, легче, быстрее: большую часть наших знакомых мы наблюдаем в основном в Интернете и складываем представление об их жизни и личностях по содержанию страниц в соцсетях. Потеряв возможность наблюдать друг друга вживую на городских улицах, во время карантина люди начали активно придумывать разнообразные сетевые флешмобы, с помощью фотографий и видео демонстрируя те или иные стороны своей личности, напоминая и рассказывая о себе другим пользователям. Возможно, уже скоро вместе с онлайн-турами и выставками мы увидим онлайн-карнавалы, а проведение политических акций в Сети станет новой нормой.

Чем больше функций выполняет пространство, тем более оно живое и привлекательное. При этом важно, чтобы они друг другу не мешали: излишняя символичность может исключить всякую рекреационность и даже затруднить транзит – попробуй-ка отдохни с книжкой у входа в Ватикан! Точно так же чрезмерное стремление удовлетворить все потребности посетителя может привести к снижению эстетической функции – почти любая ярмарка или парк аттракционов могут послужить тому примером.

Время и нарративы пространства

Остановимся немного подробнее на двух функциях, стоящих несколько особняком и требующих более глубокого разбора – не таких очевидных, как, скажем, функция эстетическая, но более чем важных: нарративной и темпоральной.

• Нарративная – или повествовательная.

На основании осуществляемой в пространстве деятельности в сочетании с существующей гласной или негласной договоренностью о смыслах, пространства могут приобретать некий нарратив – повествование, дополняющее идентичности его пользователей, на временной или постоянной основе. При этом значение деятельности и договоренности в этом конструировании примерно равновесно. Рассмотрим на двух примерах, больницы и еврейского гетто:

• Пребывание в больнице конструирует идентичность человека, нуждающегося в медицинской помощи – имеющего заболевание, травму, тревожные симптомы или состояние, требующее наблюдения врача. По существующей договоренности о смысле – традиции, общественной норме, такому человеку следует обратиться именно в больницу, а не музей или цирк. Осуществляемая в этом месте деятельность, соответственно, направлена именно на удовлетворение потребности в медицинской помощи.

Попытка находиться в больнице без основания, в обход договоренности о смысле – занять койку в палате и пользоваться больничной столовой и туалетом, не пройдя ритуал врачебного осмотра и установления диагноза, вряд ли будет расценена иначе, чем выраженно асоциальный поступок.

С другой стороны, остановка предписанной пространству деятельности – в данном случае, оказания медицинской помощи нуждающимся в ней, лишит больничное пространство смысла, после чего оставаться в ней болеющим людям, требующим лечения, будет так же бессмысленно и в какой-то мере асоциально, как и необоснованно занимать койку в палате здоровому.

Таким образом, придя в больницу, соотнеся свои потребности с осуществляемой в ней деятельностью («это точно «гастроэнтерология», а не роддом?») и согласившись с установленными в ней нормами, человек принимает новую роль, которая будет главенствовать в период его нахождения в данном пространстве – пациента, или родственника пациента. За пределами больницы он уже будет вступать в другие свои роли, постоянные или временные – едва ли кому из нас придет в голову рассматривать попутчика в маршрутке или продавца в магазине в первую очередь как пациента язвенного отделения.

То есть именно пребывание в определенном пространстве – в данном случае, больничном – создает некий нарратив, дополняющий идентичность. От самого носителя идентичности при этом может не требоваться осуществлять какую-либо специфическую деятельность: в больничной палате можно читать или играть в карты так же, как в поезде или на пляже. Зрители, спящие или целующиеся на задних рядах кинотеатра, по-прежнему считаются зрителями.

• Пример нарративной функции еврейского гетто еще более драматичен и показателен. В отличие от больницы как пространства с функцией удовлетворения специфической потребности и осуществления соответственной деятельности, нарратив гетто основан практически полностью на условности, или все той же договоренности о смыслах.

Совершенно не важно, чем занимается еврей, попавший в гетто – он может вовсе умереть и перестать быть: сам факт нахождения в гетто полностью определяет его социальную роль, конструирует идентичность практически от и до. Больше того: не-еврея, случайно оказавшегося на территории гетто без доказательств того, что он не еврей, будет ждать та же судьба – тогда как выбраться оттуда и подделать документы будет означать спасение от нее. Таким образом, еврейское гетто представляет собой радикальный пример пространства, конструирующего идентичность и нарратив.

• Существует и обратный пример: когда принадлежность, ассоциация с определенными людьми, их истории и личности создают нарратив самого пространства. Например, может быть просто безымянный замок забытого семейства, а может – замок древнего королевского рода, овеянный ворохом легенд и исторических фактов. В таком случае при одинаковых архитектурных параметрах и физическом состоянии именно личности хозяев и смысловое наполнение второго замка будут ключевыми факторами, привлекающими туристов, и составят разницу – возможно, многократную – в цене на аренду и входные билеты.

• Темпоральная (временная).

Пространство повсеместно структурирует наше время самыми разными способами. Грамотно спланированные пространства могут гармонизировать отношения со временем, неграмотные – вызывать ощущение его нехватки: ярчайший пример – станция «Вокзальная» киевского метро, с единственным работающим эскалатором наверх, к поездам, внизу которых всегда заторы – и всегда возникает чувство, что сейчас опоздаешь, даже если до отправления еще 15 минут; или, наоборот – переизбытка, растянутости: на пляже, где нет никаких развлекательных активностей и однообразный пейзаж, время может тянуться крайне медленно.

Структурирование времени в пространстве может происходить напрямую: красный светофор будет гореть ровно шестьдесят секунд, трамвай ходит с интервалом десять минут, и нет другого варианта, кроме как ждать – либо косвенно, за счет активности и деятельности: парк аттракционов, удовлетворяя потребность в адреналине и развлечении, структурирует наш воскресный вечер катанием на американских горках; лаборатория принимает анализы с 7 до 11 утра, вынуждая нас прийти именно в это время – и т.д.

В более глубинном, метафизическом смысле, пространство выступает как перила, удерживающие нас на мосте времени. Оно создает связь с прошлым: этот дом был здесь вчера, позавчера, несколько лет назад, когда я был маленьким. Глядя на него, я вспоминаю события, которые происходили здесь, и частично возвращаюсь в прошлое. Когда сносят дома нашего детства, огромная его часть безвозвратно теряется, как бы перестает существовать даже в прошлом, не имея материальной точки отображения в настоящем. Пространство же задает направление будущего: мы планируем свой день в категориях того, где и в какое время мы будем находиться, и что там будем делать. И, конечно, оно фиксирует нас в настоящем – когда мы понимаем, где мы – прямо сейчас, в эту секунду, зачем, и как тут оказались. Отними это понимание – и получишь полностью дезориентированного, неспособного к действиям человека.

Как темпоральная функция повлияла на строительство городов?

Время имеет (как минимум) две характеристики: количественную и качественную. С начала ХХ века города по всему миру начали строить с упором на количество: максимальные скорость, емкость, эффективность, сведение к минимуму «нефункционального» времяпрепровождения. Так появилось разделение на промзоны и «спальные» районы, приоритет автотранспорта над пешеходом и сети скоростных шоссе.

До определенного момента такой подход действительно ускорил жизнь города и рационализировал временные расходы горожан – в первую очередь, за счет того, что новые транспортные технологии, автомобиль и метро, в принципе были на тот момент самым быстрым, что когда-либо создавал человек.

Однако уже в середине столетия ситуация сменилась на противоположную: города застыли в многочасовых пробках; дорога стала отнимать у людей все больше времени, порой до половины от самого рабочего дня. Качество же времени, проведенного в промзонах и «спальниках» зонированных городов, стремилось к отрицательному.

Сложившаяся ситуация привела к появлению в 1960-1970-х различных урбанистических движений, ратовавших за «возвращение городского пространства жителям», организацию смешанных пространств с разнообразными функциями и планирование города в «человеческом, а не машинном измерении».

В последующие десятилетия эта идеология дополнялась пришедшими с Востока и развиваемыми неофрейдистами (Фромм) идеями осознанности, slow life, неогуманистическими теориями. В конечном счете, акцент сместился на качество времени, задаваемое пространством – тесно связанное с балансом остальных его (пространства) функций. В какой-то мере качественную составляющую темпоральной функции пространства можно обозначить как резюмирующую.

Пока что не разработано каких-либо специальных практик или стандартов темпорального проектирования – во всяком случае, автору этого текста о них ничего не известно, – но вполне можно ожидать их появления в обозримом будущем.

В следующей части мы продолжим рассматривать пространство с позиции технологий и поговорим о том, какие сегодняшние технологии определяют облик наших городов.

Читать дальше: до міст повертаються велосипедисти

Текст: Евгения Селезнева