Анонимность – важная категория городского пространства и искусства. С одной стороны, урбанистическая культура сфокусирована на анонимной индивидуальности, коллективном или неизвестном авторе. С другой — город способен превращаться в «человеческий муравейник», где личность растворяется в бесчисленном множестве подобных себе.

Творческая анонимность, таким образом, демократизирует искусство и пространство, в то время как бытовая углубляет социальную отчужденность. Впрочем, это лишь одна из интерпретаций. Исследовательница Христина Семерин рассказывает о значении анонимности в урбанистике и искусстве.

Город неназванных

Городской образ жизни определяют среди прочего через категории приватности и анонимности. Речь о том, что люди в городе ежедневно взаимодействуют со множеством неизвестных иных, но остаются внутри собственных «пузырей». Их социальные контакты поверхностны, анонимны и утилитарны — то есть часто становятся автоматическими. Соответственно, бытовая анонимность причастна к обостренному переживанию отчужденности и одиночества.

Приватность не всегда означает самотождественность. Со структурой города и рынком связано нивелирование индивидуальности, своего рода коллективизм. Одно из оснований для этого — сегментация урбанистических ландшафтов. «Нынешние “типовые” пространства, множащиеся по всему миру — гостиницы, аэропорты, рестораны быстрого питания, офисы, торговые центры и прочие — погружают своих субъектов в определенное состояние анонимности, когда человек отрывается от своей “естественной” идентичности и становится просто посетителем, пользователем, пассажиром», — писала в 2008 году Светлана Шлипченко. Речь здесь о том, что в фокусе консьюмеризма оказывается не человек, а категория, определенная в соответствии с его рыночными запросами, возможностями и другими потребительскими характеристиками. Отточенные алгоритмы мгновенно предложат решение проблемы, о которой мы еще не успели задуматься. Человеческое присутствие имеет значение не в единичном измерении, а в силу временной включенности в конкретный урбанистический сектор. Анонимность становится методом восприятия людей в городе с рыночной перспективы.

Еще один дискурс городской анонимности развился в категориях психоанализа вокруг дилеммы «города и деревни». По представлению классической литературы, свобода в городе связана с возможностью «потеряться»: незаметно для других и, следовательно, без осуждения следовать своим желаниям. В этом пространстве исчезает давление общества и боязнь всевидящего «старшего брата». Хотя в эпоху развитых технологий последнее обманчиво. Степан Радченко в хрестоматийном романе Валерьяна Пидмогильного или Михайль Семенко в своей поздней поэзии одинаково переживают в городе эйфорию освобождения от родных, но удушающих объятий села. Впрочем, литература на рубеже ХІХ–ХХ веков все еще трактует город в противовес деревне, болезненно и даже с отвращением, как «город грехов».

Сегодня анонимность рассматривают как капитал разнообразия, а город — как кладезь возможностей. В то же время технологии проблематизируют анонимность урбанистической жизни. Геолокация поисковых сервисов, социальных сетей и мобильных приложений подрывает основополагающее право человека в городе — оставаться неизвестным. Более того, речь идет о вопросах безопасности. Множатся такие преступления, как сталкинг, кибертравля и другие, основанные на локализации и идентификации. Концепция smart city парадоксально грозит превратиться в цифровой паноптикон. Так что в городе продолжается борьба за свободу, скрытую под маской анонимности.

Анонимность и искусство

Взаимоотношения искусства и анонимности утонченно сложны. В этом тексте мы проговариваем их через призму города. С одной стороны, анонимность в искусстве ставит сложные вопросы — прежде всего о проблеме авторства. Должно ли произведение быть атрибутированным, привязанным к чьему-то имени (именам)? Где пролегают пределы авторского права на произведение? Что правильнее: авторское право или «лево»? Критик Анна Секстон пишет, что общепринятая связь между художником и его искусством подразумевает подлинность и отрицает анонимность. Это предполагает определенные рамки идентичности для всех, кого общество считает «художниками». Секстон продолжает, что желаемую идентичность неизвестного автора люди стремятся домыслить. Но всегда ли существует эта потребность адресата в адресанте художественного сообщения?

Борьба между лагерями «за свободное распространение информации и искусства» и против него продолжается. Художники избегают указывать авторство по разным причинам. В христианскоцентрическом средневековье произведения не подписывали, потому что руками человека творил Бог. Сложился даже литературный «топос авторской скромности» — вступление с признанием себя неспособным и недостойным что-либо писать. В ХХ веке анонимность превращается в жест. В самом широком смысле он символизирует утрату уникальности и монополии на истину в современном искусстве. Ханс Арп или Марсель Дюшан не всегда подписывали свои творения или подписывали их как попало. Анонимность как однотипность — «вечный» топос в жанре антиутопии. «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «1984» Джорджа Оруэлла или «Облачный атлас» Дэвида Митчелла проблематизируют индивидуальность, зажатую в обществе безликих копий. Тем временем государства продолжают рассматривать искусство в контексте авторской субъектности. Так, недавно Бэнкси потерял право интеллектуальной собственности на шесть работ. Часть из-за нежелания раскрывать свое имя.

Таким образом, анонимность в искусстве может быть:

  • проблемой отсутствия доказательств, когда имя художницы или художника объективно не сохранилось (от рисунков в пещерах Альтамира, Борнео и Ласко до нидерландских художников XV века наподобие «Мастера вышитых листьев» — неизвестного автора, кисти которого искусствовед Макс Якоб Фридлендер приписывал несколько полотен с характерным узором листьев на деревьях);
  • стратегией избегания цензуры (через анонимность, псевдонимность, гетеронимы, криптонимы и другие способы маскировки имени, например: сопротивление гендерным стереотипам (Марко Вовчок, Жорж Занд), защита от политического преследования (белорусский ЖЭС-арт, российский стрит-художник Loketski и другие));
  • формой активизма — этот аспект нередко связан с предыдущим (анонимная феминистическая арт-группа Guerrilla Girls);
  • способом нивелировать авторскую роль по разным основаниям («смерть автора» Ролана Барта, искусство как политический жест, в котором личность не имеет значения);
  • стратегией стирания границы между автором и аудиторией (публичное искусство);
  • напротив, жестом дистанцирования: это может быть «флер загадочности» и протеста, как у JR и #Sociopath, капитализация авторского стиля, как у Бэнкси, защита частной жизни, как у Джерома Д. Сэлинджера, борьба за беспристрастное восприятие, когда на публику могут повлиять деньги, происхождение, харизма имени. Этим объясняли свою преданность маскам горилл Guerrilla Girls. Польское исследование 2014 года показало, что креативное имя увеличивает интерес публики к произведению искусства.

Итак, анонимность декларирует утопию свободы: взаимное отсутствие ограничений автора, произведения и аудитории, возможность эксперимента, многоликость, открытость. Это ярко выражается в искусстве города и о городе. «… Сегодня художник становится анонимным в самом буквальном смысле этого слова, — рассуждает философиня Елена Петровская. — Потому что его действия не связаны с предъявлением имени». То есть речь идет о действии ради самого действия. Анонимность выступает синонимом агентности. Именно этой идеей проникнуто уличное, протестное искусство, культура граффити, интернет-искусство (нет-арт), отчасти публичное, акционистское, ситуативное искусство, партисипативные арт-практики и интервенции, и даже городские комиксы (например, сага о Бэтмене). Анонимность фундаментальна и с той точки зрения, что современный арт приравнивается к активизму, политическому жесту, становится исследованием коллективной жизни вне классической эстетики.

Урбанистика без имен

Город воспринимают с двух конфликтующих точек зрения: как публичное пространство (собственность всех) и одновременно как анонимное, никому не принадлежащее (ничья собственность). Анонимное и концептуальное искусство в нем балансирует между субкультурой, вандализмом и собственно искусством. Оно борется за присутствие и видимость с коммерческим артом (рекламой) и засильем визуальной (дез)информации, не говоря уже о физических, юридических, социальных препятствиях. Отсутствие авторского имени делает возможным нецензурируемое и доступное всем высказывание. Коллективная публичная работа — это символ демократического консенсуса, проявления «голоса города». В конце концов, анонимность имеет и идентичностное измерение как «свобода от принудительных идентификаций», по словам Ивана Кудряшова.

Инструментализация анонимности в городском искусстве происходит разными способами, в частности, через тематизацию. Ксавье Пру (Blek Le Rat), «крестный отец» французского уличного искусства, пытался в своих работах избавиться от анонимности, навязанной городом. Рассказывал, что каждой из них доказывал свое существование. Поэтому на его первых рисунках крысы: единственные свободные жители. Анонимность жизни в мегаполисах показывает немецкий художник и фотограф Майкл Вольф. Немецкий философ Вальтер Беньямин отмечал, что люди в городе воспринимают архитектуру как целостное анонимное произведение искусства. На фотографиях Вольфа мегаполис предстает посредством форм и повторяющихся структур архитектуры и индустриальных ландшафтов.

Британский скульптор Шон Генри запечатлел анонимность в выставке «Слияние: союз напуганных и анонимных» (2011) перед Солсберийским собором. Композиция простых скульптур на фоне пышной кафедры посвящена хрупкой индивидуальности безымянных жителей города. Память о них контрастирует с вневременностью кафедры и увековеченными именами исторических личностей. Коллективная выставка «Анонимное общество» (2017) в PinchukArtCentre выделила личность из разных проекций анонимности (таких как власть и политические декорации, самоосмысление, тело). По словам кураторки Татьяны Кочубинской, речь шла об осмыслении «аномии» — кризисе общества, которое никак не переродится в постсоветское.

Елена Петровская связывает анонимность с действенностью современного искусства. В широком смысле весь пространственный арт является многосторонней коммуникацией и протестом против законов, конвенций, контекста, конкретных месседжей. Например, Бодрияр в «Символическом обмене и смерти» пишет, что граффити – это «борьба против анонимности города, отстаивание своего имени и своей реальности». Даже если имени нет. При этом интервенции в урбанистическую территорию часто игнорируют идею авторства. Они могут быть «вещью в себе», или вызовом, комментарием к предыдущей работе или теме, протестом против социальных ожиданий.

Лаконичные и остроумные, остроактуальные работы Бэнкси или грубое творчество на грани вандализма парижского художника Kidult привлекают внимание к сложным темам в публичном пространстве. Стихийные формы мемориализации событий и погибших во время Революции Достоинства и протестов в Беларуси переопределили и перенасытили городские пространства новыми художественными объектами и смыслами. Анонимность как инструмент создает возможность нецензурируемого диалога художников между собой и коммуникации общественности. Эту идею иллюстрирует программа реконструкции Театральной площади в Луцке. В 2019 году ее предложили анонимные местные урбанисты/урбанистки. Платформой проекта стал Facebook, где создали страницу «НОВИЙ.Театральний» для открытого обсуждения архитектурных идей и изменений в городе.

В то же время анонимность проблематизирует вопрос ответственности. Этика анонимности — не теоретический предмет, а практические рамки. Иван Кайдашов пишет, что стрит-арт — это не просто выражение мыслей, а еще и поиск верного тона для высказывания. Потребность проходить через городские фильтры (например, выделяться среди вывесок и рекламы) и избегать цензуры приоритизирует контекст — «открытый, неожиданный и сохраняющий анонимность». Кайдашов продолжает: «Чувствовать ответственность и избегать лжи в сказанном — значит определять для себя рамки. Рамки, в потенциале означающие этику, а возможно и какую-то особую позицию высказывающегося». В целом творческая анонимность демократизирует искусство и пространство, устраняет основания для самоцензуры, позволяет высказываться разным группам и отдельным людям на горизонтальном уровне.

Автор: Христина Семерин

Иллюстрации: Катя Березовская