Уже в сентябре благодаря искусству и VR-технологиям украинским городам предложат экспериментальные решения в сфере public art. Десять художников создадут объекты для площадей, скверов и других публичных пространств Киева и Харькова. Урбанисты, архитекторы, девелоперы и общественность будут искать нестандартные решения, чтобы изменить окружающую среду к лучшему. Инициатор изменений — проект об искусстве и технологиях Frontier Art Festival, созданный активистами Киева и Харькова.
В рамках проекта художники и IT-специалисты создадут арт-объекты, которые в сентябре будут представлены на выставке VR-фестиваля и как дополненная реальность в городских пространствах. Проект осуществлен при поддержке Украинского культурного фонда.
Но прежде чем создавать такие объекты, важно проговорить и переосмыслить функционирование публичного пространство города, то, чем оно подпитывается и как проявляется. Для этого на дискуссиях в Киеве и Харькове собрались художники, урбанисты и застройщики. Сфокусировались они на теме Reforming Space: New monuments и поговорили о взаимосвязях архитектуры, публичных пространств и визуального искусства, а также о роли монументальной скульптуры. Мы выбрали для вас самое интересное из обсуждения.
Харьков
Публичное пространство. Какое оно?
Богдан Волынский (архитектор): Публичное пространство, в первую очередь, принадлежит всем жителям и гостям города. Эта принадлежность проявляется в том, что они могут там собираться вместе, петь, танцевать, ходить на голове — если при этом не мешают другим и делают все в пределах законов.
Елена Чернышева (специалистка по градостроительству): Город должен не только предоставлять людям право на пространство, но и нести ответственность за внешний вид. Соответственно, возникает конфликт интересов людей, имеющих доступ к этому пространству, и города, который должен быть модератором и создавать комфортное пространство.
Гамлет Зиньковский (художник): Каждый находит что-то свое. Хорошо, если можешь найти в своем городе то, что нравится, или то, в чем нуждаешься. А еще лучше, если можешь сделать что-то для города, чтобы стало лучше и тебе.
Публичное искусство и public art. В чем разница?
Константин Зоркин (художник): Для меня public art — это отношение. Вот сейчас у меня в руках пластмассовый ворон из Вроцлава. Сначала думал, что это public art: в одном из районов такие птицы сидели на каждом балконе, показалось, что это такой декор и он меня поразил. Оказалось — это чучела для отпугивания голубей, такие есть в каждом строительном магазине.
Богдан Волынский (архитектор): Я думаю, существует две категории искусства. Первая — искусство как самовыражение художника в публичном пространстве. Вторая — искусство, созданное на заказ, служащие символом того или иного города, выполняющее эстетическую либо другую функцию. Так скульптура Аниша Капура, ставшая символом Чикаго, тоже по сути своей классический памятник, но не назвать ее публичным искусством довольно сложно.
Влияние искусства на город. Как определить?
Никита Худяков (Frontier VR Art Festival): Среди критериев должна быть оценка public art жителями города и экспертами; стоимость, процедура — каким образом устанавливали этот арт. После идет фактор безопасности: форма с острыми краями на низком уровне может быть опасна для детей. Функциональность: можно ли присесть, отдохнуть на этой скульптуре. Этот список можно продолжать бесконечно. Идеального public art не существует, но стремиться к достижению высокого уровня — это правильная задача.
Евгений Романов (директор по связям с общественностью компании «Стройсити»): Я считаю, что местная власть может для начала создать правила архитектурного облика города. Например, есть архитектурная композиция — улица Пушкинская — вписывается ли public art в ее архитектурные группы? На Западе существует территориальный брендинг, где весь город прорабатывается до мелочей.
Костантин Зоркин (художник): Стоит учитывать контекст, ведь современное искусство создается для людей, которые в принципе не знают о существовании современного искусства. У нас всех одно место встречи — публичное пространство. Мы видим искусство в метро, еще муралы, но где еще? В городах, где есть большие музеи современного искусства, куда приходят тысячи посетителей, искусство появляется логично и коррелирует с тем, что горожане уже видели.
На нашей территории человек соприкасается с public art не будучи готовим к этому, поэтому стоит пожалеть зрителя. Он не понимает, что перед ним, он не оперирует никакими критериями. Мне кажется, искусство выполняет серьезную функцию в публичном пространстве. Искусство, появляющиеся спонтанно, связано с какими-то внутренними переживаниями, с ощущением места, образа города, с какими-то мистическими переживаниями — и именно оно создает возможность построить взаимоотношения с пространством. Хотя часто современное искусство тяжело воспринимать, поскольку критерии для его оценки отсутствуют.
Почему отзывы горожан на public art отрицательные?
Гамлет Зиньковский (художник): Свой любимый отрицательный отзыв я получил, когда за «Госпромом» разрисовывал арку. Мимо проходит женщина почтенного возраста и спрашивает: «Ну зачем? Ты ведь понимаешь — иду я с работы уставшая, смотрю на это серое и начинаю думать». Меня это так поразило. Для нее было негативом, что какой-то художник заставил ее в 70 лет думать.
Костантин Зоркин (художник): Я расскажу о своем опыте работы в Бахмуте. Это был проект «Метамісто» Александра Михеда. Мы должны были найти образ города через изучение, беседы, прогулки. Некоторые ходили в музеи, некоторые работали в архивах, но образ все не складывался. Где-то добывали соль, где-то изготовляли стекло — но все это было несущественным, потому что город был другим.
И я решил придумать свою историю. Она была основана на реальных событиях и связана с моим другом Пашей Шаповаленко — поэтом, умершим в Бахмуте совсем молодым. Я создал метафору: бетонную плиту, длиной более четырех метров, отлитую в форме человека, покрыл зеркальным пластиком. «Тень поэта» была интерактивной скульптурой, на которую можно было стать и увидеть отображение неба. У нас в Харькове нет музеев, где живет искусство, человек все время смотрит себе под ноги, то есть единственный способ остановить его взгляд на чем-то — подложить ему это что-то под ноги.
Не все отзывы на эту работу были отрицательными, хотя на форуме Бахмута случались откровенно негативные реакции типа: «лучше бы нам эти деньги отдали». При создании работы местные постоянно повторяли, что у них в городе высокий уровень вандализма, поэтому жаль, что скоро этой работы не будет, зачем столько усилий трачу. На следующее же утро по зеркальному пластику катались, словно по льду. Через месяц куратор проекта заехал Бахмут и увидел, что поверхность перестала быть зеркальной. Для меня эта история — метафора работы в публичном пространстве.
Гамлет Зиньковский (художник): Одним из ключевых моментов перехода на черно-белое изображение была встреча на улице стрит-арта на проспекте Гагарина. Как-то ночью поехал показать другу это место и к нам пристали двое местных. Они спросили, имею ли я отношение к стрит-арту, я ответил утвердительно… Если опустить мат, все сводилось к тому, что Харьков это — серый город, который должен оставаться серым. Я долго возмущался, а потом согласился: ну, серый город, так и правда, зачем яркие цвета.
Говоря о public art, мы часто путаем искусство с декором.
Гамлет Зиньковский
Мне кажется, говоря о public art, мы часто путаем искусство с декором. Большинство киевских муралов — это декор и не более. Плюс в том, что среди огромного количества пустотелых рисунков есть хорошие, и каждый сам решает для себя, какие это. В Киеве это можно сделать. Но если ты не выезжал за пределы Краматорска, то такой возможности у тебя не будет. В Харькове есть городские муралы для контраста — спасибо городу за это. Кому-то нравится портрет Гагарина, кому нравятся мои серые картинки, кому-то нравится и то, и другое.
Евгений Романов (директор по связям с общественностью компании «Стройсити»): Если говорить о publiс art, то мы еще дети. В Советском Союзе publiс art как такового не было, не будем же считать им памятник Жукову. Сейчас мы неким образом эволюционируем. Помню, в девяностые люди радовались и бронзовой скульптуре сантехника, торчащей из асфальта.
Богдан Волынский (архитектор): То, что в советское время не было публичного искусства, не совсем верно. Его было море и оно, к счастью, задокументировано в книгах и исследовательских работах, сейчас его пытаются сохранить от беспощадной, уничтожающей все без разбора декоммунизации. Искусство ведь не утилитарно, у него другая функция, ведь это не архитектура, которую можно оценить функционально, и если никто не хочет использовать здание, то оно закрывается.
Киев
Киевляне не вовлечены в публичное пространство. Почему?
Назар Билык (художник): Решается вопрос нового образа города, который должен хотя бы частично быть актуальным. Архитекторы со своей стороны недовольны. Я буду говорить от имени художника и от имени тех инициатив, которые отвечали за скульптурное улучшения города. У нас не так много их было, но первая, и наверное, основная — это «Киев фешн парк», в которой я участвовал как автор. Этот парк скульптур появился как реакция на незаконную застройку на Пейзажной аллее — на ее месте собирались построить большой дом.
Парк существует уже примерно лет шесть. Художники и активисты предложили не только выйти с плакатами и протестовать против застройки, но и украсить эту часть города произведениями искусства, чтобы сделать невозможным разрушение этого ландшафта.
Я бы хотел сказать, что это улучшение происходит очень неоднородно. Художники хотят присоединяться к правильным инициативам установления скульптур или других арт-объектов в городе, но не настолько стихийно, а более обдумано и взвешено, в сотрудничестве с бизнесом и урбанистами. И думаю, нужно как-то выравнивать ситуацию, потому что сейчас главным арт-объектом города являются рекламные билборды. За ними мы не видим ни искусства, ни прекрасных зданий, ни вообще практически ничего. Хочется надеяться, что ситуация выровняется и успокоится. И мы сможем посмотреть на город по крайней мере спокойно.
Киев — это коммуналка, где жители не поделили права, не поделили площадь, не поделили помещение и каждый делает, что хочет.
Максим Головко
Максим Головко («Агенты перемен»): Киев — это коммуналка, где жители не поделили права, не поделили площадь, не поделили помещение и каждый делает, что хочет. Я повесил в коридоре фотографию, потому что захотел. И неважно, нравится это или не нравится кому-то еще, она будет висеть, потому что ее никто не может снять. А другой житель коммуналки решил срезать чье-то дерево, или чей-то фикус на кухне. И так происходит по всему Киеву.
У нас есть надежда — некий профком нашей коммуналки, который должен навести порядок, все расчистить. Но вместо того, чтобы расчистить коридор, где все спотыкаются, он говорит: «Сейчас я расширю балкон, чтобы было удобно смотреть на красивые пейзажи, и поставлю флаг побольше». Самая большая проблема не в самих действиях, а в том, что всем сложно договориться. А ведь договориться надо.
Не закрыт главный вопрос: безопасность в городе. Как так?
Антон Фридлянд
Антон Фридлянд (писатель, сценарист): Мне не хватает безопасности в городе. Я бы хотел спокойно гулять, а не попасть под колеса автомобиля на тротуаре, или упасть в люк. Не знаю, ответ ли это на вопрос об искусстве, не знаю. Каким-то образом, наверняка, да, ведь он об искусстве жизни в городе.
Если в городе чувствуешь себя безопасно, тогда можешь насладиться ландшафтами. Сейчас, по моему мнению, среда достаточно агрессивная. Выходя из собственного дома, я чувствую некую агрессию. Киев — камерный город. Он не выдерживает такой энергии, мне не хватает какого-то баланса.
Безопасность — главное задание города. Это базовая потребность: безопасно добраться с места на место. Еще не сформировалась критическая масса тех, которые считают себя горожанами и считают проблемы города своими проблемами.
Например, билборды появляются в пространстве, которое горожане не считают своим. Часто билборды незаконны, так же как МАФы, но никто не реагирует, потому что всем безразлично. Так же тротуары многие не считают своей территорией, чем пользуется бизнес. Отношение «это не моя забота» порождает проблемы в визуальном пространстве города.
Ответственность на жителях города. Работает?
Максим Головко («Агенты перемен»): В десятках украинских городов есть надписи «Я люблю Жмеринку», «Я люблю Фастов», «Я люблю Киев», «Я люблю Львов», «Я люблю Ровно», и все — копии надписи «Я люблю Нью-Йорк». Мы сейчас об искусстве в публичном пространстве. Есть искусство с формальностями, договорами, печатями, выставочными залами, законами, судебным процессом. А есть искусство с котиками, улитками, петушками. И где-то там существует граница, до конца не понятная, — мой ли петушок таков, что его нельзя копировать, или он — произведение искусства, и его точно нельзя копировать, о чем свидетельствует соответствующий документ.
Мой ответ таков — ни застройщик, ни активисты, ни город, ни урбанисты не должны заниматься установлением скульптур — на это должен быть запрос жителей, чтобы для них эти скульптуры были установлены. Ну, например, парк Позняки, где стоит «Груша» (прим. ред. — работа Алексея Золотарева). Знаю и скульптуру на Пейзажке, где у человека на лице капля (прим. ред. — работа Назара Билыка). То есть, скульптуры появляются, а вместе с ними и ответственность на жителях.
Екатерина Рай (куратор, искусствовед): Люди, живущие в городе, и люди, погруженные в художественный процесс, — не всегда одни и те же. Им надо объяснять, как может выглядеть город. Поэтому мы даем им возможность высказаться, посетить выставки, то есть быть вовлеченными в процесс; мы делаем так, чтобы понемногу они начали интересоваться искусством.
Чтобы человек понял искусство, его нужно вовлечь в процесс и показать, что может быть. Иначе будут улитки, петушки — все эти продукты «зеленстроя». Такие вещи тоже имеют право на существование. Но мы не должны подменять продукт искусства. Даже детям, чтобы взрослые могли объяснять, что такое декоративно-прикладное искусство, а что такое современное искусство. И именно урбанисты, застройщики, активисты должны объяснять, что есть что. Этому надо учить. Мы делаем продукт массовый, и люди это «едят», но если им давать арт-хаус, они начнут воспринимать и его.
Максим Коцюба (архитектор): Я против обесценивания дизайнеров, архитекторов, художников, которые создают работы и остаются не вовлеченными в последующий процесс. Культура и искусство способствуют развитию общества. И современное искусство — это не буквальные образы, а осмысление художником впечатлений, идей, эмоций и передача их через формы. И люди, проходя мимо, увидят что-то свое.
Современное искусство — это не буквальные образы, а осмысление художником впечатлений, идей, эмоций и передача их через формы. И люди, проходя мимо, увидят что-то свое.
Максим Коцюба
Когда общественное пространство сформировано исходя не только из базовых потребностей, оно должно иметь свое лицо, и люди должны вписаться туда не только потому, что пространство доступно для них. Они должны получать от различных пространств новые впечатления, новый опыт. Искусство дает такую возможность.
Можно говорить о том, чтобы просто поставить скульптуру. Но мы должны говорить и о том, что скульптура должна быть осмыслена вместе с самим пространством. Поскольку скульптура — это не просто отдельная вещь —она окружена пространством, и оно ее проявляет.
Назар Билык (художник): Скульптор призван работать с пространством не только потому, что скульптура — это объем, а потому, что любые эскизы, наработки у скульптора — это потенциальные объекты, которые он планирует как часть пространства публичного или пространства заказчика.
Поэтому работы, которые я проектирую, таковы, что хотят вырваться из галереи, дабы взаимодействовать с пространством. Не скажу, что все готовы для парков или площадей, но я когда их создаю, то всегда думаю об этом взаимодействии. Основная ответственность скульптора — это связь его работы с контекстом города. Потому что скульптура не может существовать сама по себе.
Записала Валерия Диденко
Фотографии: Киев — Анна Лысун, Харьков — Денис Панченко