Почему некоторые здания хочется обойти по нескольку раз, а другие забыть, как страшный сон? Среди прочего, на восприятие влияет форма. К примеру, исследования нейробиологов показывают, что изогнутые и ломаные формы влияют на активность разных участков мозга. Так, первые активизируют ответственные за награду и удовольствие участки, вторые — за ощущение тревоги. Анна Золотнюк обратилась к работам критиков и теоретиков архитектуры и специалистов по когнитивным процессам, чтобы разобраться в том, почему мы так по-разному реагируем на пространство.

Координаты

Наверно, первые формы или, скорее, координаты, влияющие на нас, это линии. Исследователи связывают их с физиологическим восприятием пространства. «Психологические исследования подтверждают: то, что мы называем “чувствами”, есть осознанные реакции на то, что наши тела в действительности чувствуют. Наши эмоции встроены в нашу плоть и переплетены с ней: иными словами, они “телесные”, то есть воплощенные», — читаем в книге одной из ведущих архитектурных критиков Сары Голдхаген «Город как безумие».

Все просто: по горизонтальной плоскости мы передвигаемся с минимумом усилий, по вертикальной — с трудом, но вертикаль — это одновременно и ось, на которую можем ориентироваться в неизвестном пространстве — вспомним доминирующую точку города или многочисленные мифы об оси мира. Кроме того, к базовым элементам влияния стоит отнести масштаб. «На протяжении человеческой истории в разных культурах люди ассоциировали большой размер с физическим и социальным могуществом. Джордж Лакофф, когнитивный лингвист, и Марк Джонсон назвали это метафорой “большой — значит важный”, которая берет начало в нашем универсальном опыте детства, когда наши опекуны были одновременно и больше, и могущественнее, чем мы», — продолжает Сара Голдхаген. Но у больших размеров есть и другой аспект. В той же книжке упоминается об исследованиях, показавших: люди мыслят творчески и лучше воспринимают абстрактные идеи, находясь в помещениях с высокими потолками. Человек, чувствующий себя в буквальном смысле «нестесненным», более склонен к творческому мышлению.

Телесность продолжается еще в одной форме, а точнее, способе организации — симметрии. Сара Голдхаген пишет, что даже неодушевленные предметы мы воспринимаем через собственные физиологические категории: «Мы воспринимаем симметричные композиции как „уравновешенные“, так же как мы считаем себя „устойчивыми“, стоя обеими ногами на земле. В этом случае визуальная симметрия дополняется перцептивной установкой, которая сформировалась на основе нашего воплощенного знания о тяготении и физических принципах».

Теоретик архитектуры Пьер-Витторио Аурели в книге «Возможность абсолютной архитектуры» подытоживает, что архитектурная форма начинается тогда, когда она транслирует свое внутреннее напряжение во внешнее окружение. «В настоящее время с интенсивным ростом зданий вверх архитектурная форма, лишенная пластических и индивидуальных особенностей, рассматривается уже не как образ, а как процесс, разворачивающийся в разных направлениях».

Впечатления

Не знаю, как вы, я люблю описания. Особенно зданий. Книга «Зачем нужна архитектура» архитектурного критика Пола Голдбергера полна таких примеров, но еще интереснее читать о том, как автор объясняет механизмы влияния. «Выдающиеся пространства — подобные Храму единства Фрэнка Ллойда Райта, или утренней столовой сэра Джона Соуна, или дому Эдит Фарнсуорт работы Миса ван дер Роэ, или церкви Сант-Иво в Риме — вызывают у нас то чувство, которое обычно описывается словами “сосет под ложечкой”. Это каким-то образом соединившиеся чувства восхищения и удовлетворения; как будто тебя подбрасывает на более высокий, чем обычно, уровень восприятия реальности… Человек испытывает восхищенное любопытство и пытается мысленно разобрать пространство на составные части, чтобы понять, как архитектор добился такого эффекта. Но в то же время он счастлив и умиротворен в этом пространстве — таком, какое оно есть».

Вот это чувство «сосет под ложечкой» стараются разгадать ученые и теоретики. Например, архитектор, практик, теоретик и один из лидеров конструктивизма Моисей Гинзбург в книге «Стиль и эпоха. Проблемы современной архитектуры» писал, что у человека образуется чисто интуитивное постижение законов построения формы, подкрепляемое ассоциативной деятельностью сознания. Он отмечал наличие «моторных ассоциаций», помогающих человеку обнаруживать в форме элемент движения, определяемого как борьба двух начал — вертикали и горизонтали: «Бытие формы насыщается глубоко волнующим нас действием, подлинной коллизией двух начал, в макрокосме конструктивных элементов отражающим две борющиеся стихии: безбрежную косную горизонтальность и активное дерзание вертикали».

Сейчас для того. чтобы понять, как возникают «моторные ассоциации» используют технологии. Много об особенностях формы говорит специалист по когнитивной нейропсихологии и психогеографии Колин Эллард в книге «Среда обитания». По его мнению, именно в формах разгадка того, почему некоторые здания, кажутся нам некомфортными или даже враждебными. Как пример автор рассматривает Королевский музей Онтарио, спроектированный Даниелем Либескиндом, получивший восьмое место в списке самых уродливых сооружений в мире по версии портала virtualturist.com в 2009 году, в тому же году названый The Washington Post самым уродливым зданием за последние десятилетие. Такое впечатления, среди прочего, по мнению Колина Элларда, производят острые углы в экстерьере. Ведь эксперименты в сфере психологии и эстетики показали: большинство людей предпочитают гибкие линии. «Мы воспринимаем изгибы как нечто мягкое, манящее и красивое, в то время как острые края кажутся нам жесткими, отталкивающими и могут сигнализировать о риске. Контраст между нашими реакциями на эти два типа контуров предполагает, что даже неярко выраженные особенности застроенной среды могут вызывать сильные реакции, которые заведут древние механизмы, сформировавшиеся в человеческой психике, чтобы предупреждать нас об окружающих опасностях», — узнаем там же.

Ответ на вопрос о том, почему наш мозг по-особенному воспринимает некоторые формы, может лежать в давнем-предавнем прошлом, когда жилье, а точнее сказать укрытие, должно было защищать и скрывать человека, но позволять наблюдать за пространством вокруг. Плавные линии, которые открывали вид, позволяя спрятаться, отвечали таким требованиям. «Исследование Ошина Вартаняно показало, что вид изломанных и изогнутых линий в интерьере здания может сказаться на активности мозга. Изогнутые линии вызывают сильную активность в таких отвечающих за ощущение награды и удовольствия областях головного мозга, как орбитофронтальная и поясная кора. Острые края увеличивают активность миндалевидного тела важной части системы, позволяющей нам распознавать чувство страха и реагировать на него», — читаем в книге «Среда обитания».

Но это только часть исследований и часть гипотез, и в этом поиске причин важны не столь выводы, сколь сам факт фокусирования на исследовании пространства. Ведь почему важно задумываться о влиянии формы? Отвечу цитатой из книги «Город как безумие». «Все вокруг вас — от формы комнаты до количества солнечного света, проникающего в ваш дом, до типа дома или квартиры, в которых вы живете, до ширины и положения дорог и тротуаров, по которым вы добираетесь туда, — именно такое, потому что кто-то сделал выбор. По заказу или в общепринятом порядке городская среда создается, а это значит, что она может быть создана иначе, заново. И большая ее часть будет создана в наступающие десятилетия. Мы имеем беспрецедентную возможность сделать наш мир лучше».

Автор: Анна Золотнюк