Фотограф Алексей Зинченко исследует, как кладбища взаимодействуют с городской жизнью. Об этом его проект Earth. Для читателей Про|странства Алексей рассказал, зачем вечное сияние memento mori на горизонте, как горожане воспринимают территории не для жизни, и об особенностях кладбищ.
Алексей Зинченко занимается разными практиками искусства, главный медиум — фотография. Среди проектов, над которыми работал с куратором Константином Дорошенко, — о ромах Roma are Us и Северной Корее People of the Sun. После работы над Earth планирует снимать места, пережившие Первую и Вторую мировые войны, и на которые не повлияла муниципальная и общественная активность.
— Как возникла идея серии Earth?
— Понимаю, что кладбища неоднозначный объект — для кого-то сакральное место, для других — территория, которая вызывает страх. Я часто бывал на них — так сложилось. Понятно, в детстве испытывал и страх, но всегда хорошо чувствовал себя на кладбищах — люблю природу, а там ее много. Рефлексировал об этих местах, осталось многое понять, но точно — для меня кладбище не равно смерть.Я часто путешествую. Как-то проезжал мимо кладбища на большой скорости и краем глаза заметил буйство красок венков, подумал: это потрясающе. Сначала хотел показать эстетику, то, что эти места хранят в себе не только пасмурное и ужасное, но и красивое. Когда начал снимать, понял, что повторяюсь — они не столь разноцветны, как поначалу казалось.
Как-то оказался на кладбище в маленьком городе. Среди надгробий женщина развешивала белье, могилы от домов отделял плюгавенький забор, поблизости — остановка маршрутки и магазин. Все это поразило. Я вырос в Киеве и для меня кладбище — это огражденная территория, отделенная от города. Тут же увидел, как она может быть вписана в город. Тогда понял, что хочу снимать кладбища, где заметно присутствие человека, где есть следы его влияния.
— Рассказывая о серии, вы заметили: «И чем дальше от условного мегаполиса, тем сильнее ощущается влияние религиозного и эмоционального мышления». Можно подробнее?
— Мне было важно прийти на кладбище и стать его частью. Удивительно: никогда никто не спрашивал, что я там делаю, но, конечно, бывало, смотрели странно.
Мегаполис — новая социальная ткань, и чем больше город, тем дальше люди от Бога.
Мегаполис — новая социальная ткань, и чем больше город, тем дальше люди от Бога. Маленькие города остались в парадигме премодерна, поэтому кладбище там — это место соприкосновения с верой. Сложно себе представить захоронение посреди современного района Киева, а в городке такое легко найти. Дома возле кладбищ — история о том, что людям хочется быть рядом с близкими.
— Вместе с тем вы говорили о «ментальной ксенофобии». Как это проявляется?
— Могилы близких или знакомых воспринимаем как норму. Когда же говорим о могилах чужих и незнакомых, начинается неприятие. Когда рассказывал о «ментальной ксенофобии», имел в виду инцидент во время Earthmate Eco Festival в Национальном ботаническом саду. Тогда часть моих фотографий повредили, и, хотя выставка была согласована, дирекция решила демонтировать работы с главной улицы сада. Аргумент — фотографии увидят дети и пожилые люди, и это их может огорчить или напугать, ведь работы о смерти. Но я думаю, что эта серия не о смерти. Это исследование о взаимодействии человека и места.
Медитативное тело пространства: о взаимодействии с местом и с людьми
— Мне кажется, отторжение чужого особенно заметно в отношении к кладбищам людей других культур, например, к еврейским киркутам.
— Да, как-то снимал еврейское кладбище. Двухсотлетние надгробия, поросли мхом, гора, где находилось кладбище, вся заросшая — еле вылез. Поселение совсем недалеко, но кладбище всем безразлично — понятно по его заброшенному состоянию.
— Вы ограничивали выбор кладбищ?
— Нет. Меня интересуют разные захоронения. Пока больше всего снимал на Западной Украине. Тут очень разнообразное наследие — в одном населенном пункте бывают украинское, польское, немецкое, еврейское захоронения. Кстати, искать кладбища в маленьких городах — непростое задание: на картах они, как правило, не обозначены. Поэтому снимаю обычно без четкого плана.
Самые разноцветные кладбища — православные. Там чей памятник больше — тот важнее, то же относится к количеству венков. Конкуренция очень сильная, но непонятно между кем. Видел огромное количество памятников, окрашенных в золотой цвет. Кажется, цветовой хаос — главная черта этих мест. Хотя помню православное кладбище, где памятники сделаны по одному образцу.
Самые красивые для меня — немецкие. Там не отличишь, кто есть кто: большой крест посредине и одинаковые кресты вокруг. Это вызывает визуальный восторг. Подозреваю, что чаще всего попадались военные захоронения. На еврейских кладбищах маццевы тоже не перекрикивают друг друга, в основном однотонные. Та же умеренность на польских, но там другая история — чаще всего над могилами скульптуры.
Мне кажется, хаос в мировоззрении может переноситься на кладбища — и это выражается в разнородности и разноцветности памятников.
— Кладбище в городе, особенно, когда вписано в горизонт, — сияние memento mori, место сдвига мироощущения, экзистенциального напряжения, изменение ощущения времени. Что запомнилось?
— Огромное кладбище на Черниговщине, которое упиралось в лес. Кадр напомнил картины импрессионистов, где ближний план четкий, а дальний — размытый.
Феномен «городов-призраков» в Китае: расточительность или дальновидность?
Недавно наткнулся на кладбище, сразу за которым начинались дома, в одном из трубы шел дым. Увидел эту картинку и подумал, что она совсем уж прямолинейна, но все равно сделал кадр — он буквально о жизни и смерти в одном пространстве.
В Житомирской области есть кладбище, которое должен переснять. Уже был там — приехал ночью, пошел сам, и вроде ведь человек адекватный, но стало очень страшно. А фотографирование длительный процесс — надо найти ракурс, поставить штатив, сфотографировать на длинной выдержке. Снять, как хотел, не получилось. Поэтому хочу вернуться и отснять еще раз, думаю, получится очень сильно. (Пока я готовила интервью, Алексей побывал там и сфотографировал место — А. З.)
— А насколько важна эстетика? Вот вы говорили, что хотите сфотографировать ночью. Почему?
— Хотел ли я сделать красивые фото? Да. Но искусство — не равно красота. Я не хотел показывать кладбища как что-то совсем депрессивное. Именно поэтому часто снимал днем. Но при этом хотел показать взаимодействие живого и мертвого. Это было для меня принципиально важно. Поэтому много фотографий, где фон — жилые дома.
Компактный комфорт: на что превращают бывшие промзоны Европы
Фотографированию передует рефлексия и познание. Долго хожу, смотрю на место с разных сторон. Бывает, вроде нахожу точку, снимаю, а потом приезжаю домой и понимаю, что все не так, и переснимаю. Сложно объяснить.
Снимаю в большом формате, средний размер фотографий — полтора на два метра. Хочу передать как можно больше деталей, вплоть до того, чтобы зритель мог прочитать, что написано на венках или памятниках.Почему важно снять некоторые места ночью? Я исследую и строю типологию. Поэтому фотографии рассказывают об одной идее с разных перспектив. Это — пейзажная съемка, и важно показать, как место взаимодействует с природой в зависимости от времени года и суток.
— Меня на кладбищах привлекает зеленый хаос, который поглощает упорядоченность могил.
— Да. Иллюстрация торжества живого, того, что природа бесконечна, а человек — нет. Как-то снимал на заросшем травой кладбище и мимо пробежало несколько зайцев. Это было замечательно, жаль, не успел сфотографировать. У меня много кадров, где природа отвоевывает территорию, но думаю, включать ли в серию, потому что они конфликтуют с идеей — там нет человека, о котором изначально говорю.
Читать далее: Пространства, которые мы (не)замечаем
Беседовала Анна Золотнюк
Автор фото Алексей Зинченко