Материалы для первой инсталляции художница Юлия Кисель купила на блошином рынке. И уже три года наблюдает и фиксирует жизнь Дарницкой барахолки на пересечении Ялтинской и Бориспольской в Киеве. С этим местом связаны ее работы — серия фотографий «Благодаря барахолке планета проживет на несколько дней дольше» и проект «Бомженьки», где фото переносит на деревянную основу. Автор Про|странства Анна Золотнюк побеседовала с Юлией о том, как хаотичный мир барахолки вливается в город, как они влияют друг на друга, и зачем горожанам блошиные рынки.

— Давайте, я расскажу, с чего все начиналось, — говорит Юлия, я киваю. — Шесть лет назад поселилась в Дарницком районе. Тут одна из трех самых больших барахолок Киева. Долго не обращала на нее внимание — весь хлам, который там продавали, не интересовал, пока не занялась современным искусством. Материалы для первой инсталляции пошла искать на барахолку. Задание было проинтерпретировать классическое произведение, выбрала «Страшный суд» Босха. Накупила пупсиков и иконок, а затем прибила их гвоздями. Получилось мощно, но от этой работы было так плохо, что сожгла ее.

Три года каждые выходные, как на работу, — ходила фотографировать барахолку. Для художника там неисчерпаемый кладезь объектов, образов и сюжетов. Там такой колорит, что Кустурица курит в сторонке. Кроме того, можно найти материалы и объекты для проектов.

— Что барахолка рассказывает о городе?

— Барахолка — музей современного быта под открытым небом. Груды товара показывают, насколько неразумно наше потребление. С той же легкостью, с которой покупаем, и выбрасываем вещи. Стандартная схема — бездомные собирают на мусорках товар, а потом либо перепродают, либо сами торгуют. Выброшенные вещи вместо того, чтобы гнить на свалке, получают второй шанс на жизнь. Поэтому у проекта поэтическое название «Благодаря барахолке планета проживет на несколько дней дольше».

Тут, на Дарнице, особенная беднота. Я родом из Запорожья, и там не встречала таких людей. Лучшие пытались покорить столицу, но не у всех получилось. Под морщинами и грязью скрываются таланты. Иногда смотришь и думаешь: это дно — весь побитый, измазанный, а общаешься — интеллигентнейший человек. На барахолке встретила директора музея Волынской иконы в Луцке. Рассказал, что запил, когда из музея украли картины, а потом ушел на пенсию. Говорил, теперь здесь хулиганит. Хотела потом его найти, но не смогла, сказали ребята, что занял у кого-то сто гривен и больше не появлялся. Там потрясающие люди, которые свернули не туда — либо начали наркотики употреблять, либо пить.

На барахолке бездомных меньшинство — много алкоголиков и наркоманов. Есть дяденька, который помогает бездомным, например, пускает их к себе в квартиру помыться. Там немало бабушек и дедушек, которые могут день простоять, чтобы заработать десять гривен. Цены смешные, но кому и пять гривен — деньги. Для многих бабушек и дедушек барахолка — это компания, место, где спасаются от одиночества. Для маргинальных элементов — возможность честного заработка. Некоторые даже едут сюда из других районов Киева.

Какое-то время назад барахолку разогнали, потому что жители ближних домов жаловались в полицию — бездомные ночевали в подъездах, справляли там нужду. Потом люди начали снова собираться, в основном в будние дни, а в выходные их гоняют. Те, кто хочет, чтобы барахолки не было, говорят, что выступают за комфортный и безопасный город. Но ведь город не только для тех, кто живет в квартирах и богат, — он и для тех, кому негде жить, и для бабушек и дедушек. Им тоже нужны комфорт и безопасность.

— Что чаще всего попадает на барахолку?

— Сложно ответить — у меня избирательный взгляд. Я высматриваю кукол. Иногда думаю: «Просто посмотри на все», но глаза рыщут за своим. Хотя вчера мне надо было шило, и я без труда его нашла — инструментов там очень много. Еще посуда, большой выбор одежды и обуви, бижутерии, игрушек. Книг мало. Недавно купила дневник эффективности за десять гривен, загуглила — стоит 500. Но больше всего — именно какой-то пластиковой ерунды, чего-то ненужного.

— Расскажите про место.

— Самое удивительное, что когда-то тут стояла церковь святого Феодосия Черниговского. Возвели в 1903 году, в тридцатых — закрыли и использовали как зал мясокомбината. Церковь простояла до шестидесятых, а в одно утро ее не стало — на ее месте появилась клумба. Так мне рассказывали старожилы. Когда узнала это, у меня мурашки забегали. И потому, что история накладывается на разгон барахолки, и потому, что попала в точку с «Бомженьками».

Место просто идеальное — вокруг мясной, овощной и строительный ряды, поблизости вокзал. Барахолка тянется вдоль дороги по Ялтинской и подходит к скверу.

— Ваши проекты связаны с барахолкой?

— Да. Первый большой проект — с бетонированным куклами. Их скупила тут и даже не мыла — оставила совершенно в том виде, в котором нашла, чтобы сохранить связь с местом и историей. Думала о кукле, как о произведение искусства, которое вышло в тираж. Про то, что сначала куклами играют дети, потом игрушки выбрасывают, они попадают в мусорник, затем на — барахолку. Я выбирала кукол, максимально похожих на младенцев. Когда грязные, у них еще больше сходства, под грязью сразу не разглядишь, настоящие они или нет. Как-то нашла такую страшную куклу, будто вся грязь человечества была на ней. Понимала, что даже ненадолго не могу принести ее домой, и оставила в камере хранения магазина. Приходила навещать, а потом она пропала. Могу только представить, что чувствовали те, которые нашли эту куклу.

Куклы в бетоне. Инсталляция 2017

Три года фотографирую людей на барахолке и возле нее. Это исследование места, где живу, через людей. Интересно было бы нанести на карту Дарницы эти портреты. Наверное, всех бездомных на Дарнице перефотографировала. Для проектов выбираю тех людей, на которых будет интересно посмотреть другим. Мне кажется, я вообще занимаюсь искусством для других. Главное, когда выхожу из дома, чтобы в смартфоне было достаточно памяти, потому что знаю — наделаю тысячу снимков. В самом моменте фотографии вижу больше искусства, чем на выходе. Когда снимаю, намекаю, что фотографирую, а потом забираю намек. Эта игра, наблюдение за реакцией людей, мне очень интересны.

Отдельный проект — «Бомженьки». Обрабатываю фотографии бомжей с куклами, стилизую изображение под иконы, а затем переношу декупажным способом на левкас.

Этот прием про нашу современность — все хозяйки сейчас занимаются декупажем. Некоторым рассказываю, какой проект делаю, показываю работы. Кому-то нравиться. Один из «бомженек» — дяденька, похожий на Микки Рурка. Он был счастлив, когда увидел свой портрет. Попросил переслать его дочери, но я неправильно записала ее номер, и не сделала этого — мне было очень стыдно. Четверо из тех, которых фотографировала для «Бомженек», перестали пить. Среди них — Даша. Нашла ее, когда делала другой проект — раздавала воду тем, кто был с перепоя в парке. Попросила Дашу сняться с куклой. Даша очень красивая, с невероятным голосом, как у актрисы, очень женственная. Она была первой из тех, с кем потом долго гуляли вместе. Уже позже узнала ее историю — у нее украли ребенка, и она впала в депрессию, развелась с мужем и запила. Я долго думала про Дашу, ее образ не выходил из головы три месяца. А потом узнала, что у нее все изменилось. Я насобирала Даше много вещей, но, когда встретились, увидела, что она выглядит очень хорошо, и в вещах не нуждается. Даша для меня — это образ Дарницкой Мадонны. Пример того, что обстоятельства иногда берут верх над человеком, и этим человеком может быть каждый.

Беседовала Анна Золотнюк

Фото Юлии Кисель