В новой статье цикла о городе доктор философских наук, журналистка и писательница Марина Препотенская прослеживает взаимосвязь и взаимозамену «священных» и «обыденных» объектов, явлений, понятий, влияние этих процессов на жителей города.

Каждый из нас связан с миром обыденным и с чем-то высшим, трансцендентным (transcendeens (лат.) – запредельное). Пространство большого города дает Homo urbanus массу возможностей для тривиальных социальных практик и для выхода за их рамки. Одним из проявлений этого является сакральность. Понятие сакрального буквально связано с религиозностью (sacrum (лат.) – посвященное богам, тайное), а метафорически – с чем-то или кем-то неприкосновенным, наделенным возвышенным смыслом.

Субъективно сакральными для человека могут быть предметы или места, традиции, действия, ритуалы или даже принципы, хранимые в памяти вместе с глубоким переживанием и почитанием. Недаром в народе говорят: «должно же быть хоть что-то святое». Действительно, в душе у каждого есть этот интимно-сакральный контекст, который может экстраполироваться на городское пространство: родная школа или отчий дом, alma mater, парк, кафе, где произошло сердечное признание, или место первой работы, или непосредственно храм, где крестили ребенка.

Сакральное как правило несет позитив и, на первый взгляд, воплощает что-то вечное и недвижимое, словно застывшее в веках. Однако с развитием общества потребления и ростом городов происходят заметные трансформации сакрального вплоть до превращения их в свою противоположность. В этом случае можно говорить о профанации в том смысле, что исконно сакральные вещи духовно обесцениваются (лат. рrofanes – лишенный святости).

 Наряду с этим разворачиваются обратные процессы: профанные, объективно обыденные предметы, локации, события или даже идеи наделяются «священным» смыслом. То есть, происходит профанация сакрального и сакрализация профанного. Как в связи с этим меняется мегаполис и его жители?

Город и священное в нём

Отметим прежде всего, что сама идея города имеет сакральную природу, её столетиями трактовали как феномен творения «из небытия в бытие», как способ воплотить космический порядок на Земле или наоборот – как нарушение порядка, отход от божественного замысла. Отсюда – архетипичная дихотомия города священного, упорядоченного (Иерусалим) и города греховного, пропащего (Вавилон), «града небесного» и «града земного».

Понятие «град» само по себе является сакральной метафорой, пронизывающей многие произведения искусства. Можно вспомнить размышления Григория Сковороды в «Саду божественных песен», где метафора града постулируется в царстве людской души: «Счастлив тот и без утех, кто победил смертный грех. Душа его – божий град, душа его – божий сад».  В этом же ключе особый интерес представляет картина Николая Рериха «Город строят» (1902 г.), где запечатлены ангелоподобные строители в белых одеждах, зодчие «Державы Света».

Архитектоника городов издавна задумывалась как геометрическое отзеркаливание Вселенной: по типу мандалы в буддистской традиции и согласно солярному принципу в христианских городах, где главная площадь с храмом символизировала центр мироустройства. Но в наше время города не воспринимаются сакрально, являясь просто местом проживания, работы, трафика или туризма. Только некоторые из них сохраняют священную ауру: Иерусалим, Рим, Мекка. При этом «сакрализируются» отдельные строения-символы брендовых городов: Эйфелева башня, Биг Бен, статуя Свободы, Белый Дом, Пизанская башня. Современные туристы спешат совершить «акт поклонения» – сделать селфи на фоне достопримечательностей для усиления престижа собственной персоны в социальных сетях.

С развитием урбанизации профанируется роль центра в городе, ведь масштабные мегаполисы полицентричны. Десятки площадей и храмов разбросаны по многочисленным локациям, и центр перестает быть «священным» местом сбора. Однако удивительно, что во время социальных катаклизмов сакральность центра словно возвращается из прошлого и презентует революционный порыв.

Примером могут быть площади «цветных революций» конца ХХ – начала ХХІ века:  площадь Тяньаньмэнь в Пекине, площадь Таксим в Стамбуле, Тахрир в Каире, Сокало в Мехико, площадь Независимости в Киеве, площадь Национального Собрания в Кишиневе, площадь Франции в Ереване и др.. После Революции Достоинства по сей день киевский Майдан наряду с печальной метафорой Небесной Сотни воспринимается сакрально, как нечто освященное и окропленное кровью.  Получается, что сакральность этого рода словно дремлет в коллективном бессознательном и прорывается наружу во времена социальных потрясений…

От глобальных колебаний сакрального и профанного в восприятии мегаполиса и его центра перейдем к рассмотрению повседневных социальных практик.

Ритуалы и религия

Если вернуться к религиозному первоисточнику сакральности, станет очевидным факт усиленного внимания горожан к церковным ритуалам. «Святые дни» отмечены столпотворением в церквях и желанием соответствовать обрядам. Освящение пасхи и яблок, набор святой воды, отпевание, венчание, крещение сопровождаются благостным видом скромно одетых прихожан, готовых стоять во многочасовых очередях и на ночных службах.

При этом очевидно, что в обычные дни храмы различных конфессий в Европе практически пустуют, за исключением «туристских» храмов образца Нотр-Дама. Отметим яркое сочетание религиозного и символического значений в Нотр-Даме, недавний пожар в котором воспринимался как нечто инфернальное, чуть ли не с апокалиптическим оттенком. Трогательные кадры со стоящими на коленях парижанами, молящими Господа о спасении храма, обошли все телеэкраны мира.

Рискнем заявить, что религия в целом не занимает особо сакрального места в жизни современного горожанина. Огромное количество людей в христианских странах являются агностиками и зачастую ищут высший смысл в эклектике духовных учений. Добавим к этому, что церковь, несмотря на прописанное в конституциях разделение, во многом остается сферой политического влияния, что приглушает ее сакральное звучание. Мусульманские города, свято хранящие молитвенные ритуалы, демонстрируют более усердную религиозность горожан. Однако наращивание мусульманского экстремизма в мире говорит об очевидном отходе многих верующих-мусульман от своих религиозных постулатов, где, как и в Библии, провозглашается ценностью любовь к ближнему.

Жизнь и смерть

Рождение и смерть как наиболее сакральные координаты человеческой жизни также подвержены изменениям своей символической природы. Если рождение ребенка и сегодня является важным событием, то городские смерти в мегаполисе «поставлены на поток», банализируются и коммерциализируются. Это проявляется, например, в изменении отношения к кладбищам.

Исторически «город мертвых», некрополь, находился в центре города, и могилы предков были словно сакральными смотровыми городской жизни. В наше время места захоронений расположены в основном на окраинах городов, что позволяет сохранять ритуалы, но вытеснять танатофобию. Этому же парадоксально способствуют медийные программы в больших городах.

Большая часть информации на телевидении посвящена репортажам об авариях, стихийных бедствиях, военных, бытовых и политических конфликтах, убийствах. Можно говорить о манипулятивной некрофилии СМИ, которая эксплуатирует внимание пользователей и ежедневной статистикой банализирует события, ибо человеческая душа не в состоянии с одинаковой болью воспринимать каждое трагическое известие в ряду подобных. Горожане привычно провожают взглядом ритуальные автобусы на улицах мегаполисов и составляют толпу зевак на местах ДТП, воспринимая происходящее скорее как волнующее зрелище.

Ценность игры становится выше ценности собственной жизни

Профанации ценности жизни могут способствовать и популярные развлечения геймеров. Современные дети, привыкшие с детства играть в «стрелялки», проводя своих виртуальных героев через препятствия, подсознательно привыкают к понятию «запасная жизнь». А игра в «синего кита», не так давно охватившая подростков, показала, что для неокрепших умов ценность игры порой становится выше ценности собственной жизни.

Ужасающим фактом обесценивания человеческой жизни являются войны и теракты в городах, где невинные граждане становятся «расходным материалом» для преступников. Набирает обороты пранкерство – хулиганство по телефону с ложными сообщениями о «заминировании» городских объектов, что также воспринимается профанно из-за массовости и частоты сообщений.

В украинских реалиях, к сожалению, сохраняется еще один фактор профанации ценности жизни: для 1/5 населения, пенсионеров, до сих пор отсутствует достойная социализация и медицинское обеспечение. При этом в масскультуре усиленно «сакрализируется» ценность молодости и телесного совершенства, что обеспечивает космические прибыли индустрии красоты.

 Культура и масскультура

Культурно-историческое достояние городов ревностно сохраняется в странах западного мира и зачастую обесценивается в постсоветских городах. Исторические здания иногда уничтожаются в угоду коммерческой застройке, а строительство очередного небоскрёба или ТЦ сакрализируется, окутываясь тайнами и затаенным восторгом наблюдателей. «Священнодействием» окружено почитание поп-звёзд, известных спортсменов и политиков. Их образы и события жизни тиражируются в СМИ, используются в фэшн-индустрии, а субкультуры фанатов напоминают религиозные секты, подчиненные харизматическому лидеру и «сакральным» законам группы.

Масскультура через PR-атаку навязывает якобы идеальный стиль жизни: недаром в коммерческой рекламе часто используют метафору «рая», «райского наслаждения», а героев триллеров и актеров, которые их играют, чуть ли не «канонизируют», примером чему может быть «Аллея звёзд» в Лос-Анджелесе и подобные объекты. Примеры профанации сакрального – принты с архангелом Гавриилом или Христом на футболках Dolce & Gabbana, крестики на каблуках или серёжках, да и сам нательный крестик, если его носят напоказ как дань моде.

Отдельным актом профанации некогда «сакрального» является смена национальных героев, происходящая по мере социально-исторических этапов, сопровождаемых в городе сменой памятников, ономастики и топонимики.

Таким образом, мы наблюдаем экзистенциальные рокировки сакрального и профанного в структуре города, отраженные в ритуалах, в масскультуре, в обесценивании человеческой жизни и банализации смерти. Нет смысла демонизировать эти процессы, они – неизбежная данность бытия постмодернистского Homo Urbanus, отметающего метанарративы прошлого, выбирающего игру и свободу, но свято оберегающего свое личное пространство.

Текст: Марина Препотенская