Продолжаем серию статей-«путешествий», исследующих сакральную географию и публичные пространства утопических городов.
В литературе принято называть Луи Клода де Сен-Мартена «Неизвестным философом», хотя, учитывая как степень его влияния на интеллектуальные круги Европы, и так и язык его текстов, уместнее был бы титул «Известный мистик». В отличие от Сирано де Бержерака или Френсиса Бэкона связь Сен-Мартена с эзотерическими кругами и мировоззрением несомненна, а использованные им в текстах аллегории продуманны и связаны с учением мартинизма или иллюминизма. И одно из самых темных и аллегорических произведений Сен-Мартена — «Крокодил» — содержит описание города, которое под видом утопии скрывает тайную дисгармонию и оказывается средоточием черной магии.
Если бы розенкрейцеры строили города: утопия Иоганна Валентина Андреэ
Почему крокодил — это плохо
Современный экоактивист, радующийся возвращению крокодилов в Венецию и сочувствующий мариупольскому беглецу Годзилле, может поспорить, но для европейских эзотериков XVIII–XIX веков крокодил был скорее символом неупорядоченной материи и низкого астрального начала. Из этого следует исходить при разборе центрального образа произведения Луи Клода де Сен-Мартена «Крокодил, или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV» (1792).
Как пишет исследователь Сен-Мартена Матвей Фиалко, посредством произведений «Неизвестного философа» формируется понимание крокодила как символа астрального флюида низкого порядка (l’Astral inférieur), который в ХІХ веке будут активно использовать Элифас Леви, Станислас де Гуайта и другие оккультисты. В таком понимании крокодил Сен-Мартена противостоит астральному флюиду высшего порядка, воплощенному в персонаже по имени Урдек (это имя иногда читают как франкизированное древнееврейское «Свет огня» — «Аур д’Эш».
Несмотря на то, что сам Сен-Мартен не поясняет в тексте имен, точно известно, что они говорящие. Об этом свидетельствуют другие персонажи с более легкими в истолковании именами: Sédir (анаграмма от Désir — Желание), Jof (зеркальное Foi — Вера). Урдек, который по сюжету спускается в чрево Крокодила, символизирует высокий астральный свет, проникающий вглубь материи к низкой природе.
Крокодил как материальное, неупорядоченное и неотвратимое, пролез в ХІХ веке даже на карты Таро, где его раньше не было. Ученик Элифаса Леви Жан-Батист Питуа, известный под псевдонимом Поль Кристиан, предложил именно такое название для аркана, который обычно называют «Дурак». Крокодил на рисунке «египетского» Таро обычно представляет собой символ фатальной расплаты за чрезмерное внимание к материальному. Исследователи отмечают, что сам символ крокодила взят эзотериками из египетской мифологии, где он олицетворял Тифона-Сета, бога разрушительных хаотических сил.
Не-подземный город Аталанта
Несмотря на то, что технически описанный в поэме город можно считать подземным, он не несет в себе мистериального значения, которое вкладывали в свои подземные утопии последователи Сен-Мартена. Так, подземный город Агарта, описанный Жозефом Александром Сент-Ив д’Альвейдром в «Миссии Индии в Европе» (1886), выступает олицетворением высшего порядка, бывшим центром управления миром, которого население Земли оказалось недостойно. В Агарте нет ни преступлений, ни тюрем, там правят посвященные жрецы. Верховный — Брахатма — проводит высший ритуал молитвы у тела своего предшественника в особой пещере, куда остальным вход заказан. Подземное общество «Грядущей расы» (1871) Эдуарда Джорджа Бульвер-Литтона также совершенно, но только ожидает своего выхода на поверхность.
Город в обновленной Вселенной: космическая урбанистика Томмазо Кампанеллы
Обитатели крокодильего чрева не ждут и не сожалеют, а пытаются управлять земными делами уже сейчас, поддерживая корреспонденцию з земными правителями. В то же время Сен-Мартен с облегчением отмечает, что это им удается не всегда, а письма с указаниями земным властителям иногда теряются в дороге.
Признаки сущностного несовершенства — в деталях, но в мистической парадигме Сен-Мартена материальный мир и не может быть безупречным. Так же, как и крокодил, по внутренностям которого странствует Урдек, является несовершенным отражением кита, в котором странствовал библейский пророк Иона (возможную аналогию с Ионой отмечал в своем анализе «Крокодила» Станислас де Гуайта). И как раз пребывание города во чреве крокодила, а не просто в природной пещере, и способ, которым город туда попал, и окаменевшее мертвое существование жителей тоже указывают на несовершенство города вопреки мрамору его высокого храма.
Город, нарушивший тайну исповеди
Уже первые строки, описывающие город Аталанту, заставляют отметить несколько важных и необычных черт.
Во-первых, способ донесения информации о городе непривычен — сам герой, побывавший в городе, о путешествии не рассказывает. Его впечатления записывает странный прибор — психограф. Таким образом, даже непонятные самому Урдеку впечатления описаны максимально точно, и кроме записи истории психограф еще и сделал достаточное количество копий, чтобы разнести их по всему Парижу (где и происходят основные события поэмы).
Во-вторых, город одновременно находится под землей и под водой (а также во чреве крокодила, из которого герой и попадает в подземелье, ведущее к городским воротам). Описан и механизм сохранения города незатопленным — земля, бывшая под ним, расступается, а потом закрывается над ним и становится сводом новообразованной пещеры. Находясь в каменном мешке, город ничуть не изменился с 425 г. до н. э., когда он ушел под землю, поскольку к нему не было доступа воздуха.
Читать еще: Сакральная география Новой Атлантиды (UA)
Сен-Мартен особенно акцентирует, что это чисто физический процесс, вероятно, ссылаясь на вновь открытую теорию кислорода, который вытеснил из физического пространства флогистон. Таким образом, город и его жители замерли точно в таком состоянии, как были на момент гибели. При этом определенное количество воздуха все же попадало в город во время дыхания крокодила, и это, по мнению Урдека, дало ему достаточно кислорода для дыхания в подземелье.
Даже свет из-за отсутствия воздуха сохранился в городе в том же количестве, какое было в момент его гибели, благодаря чему герой смог прекрасно рассмотреть окружающие картины. Еще более важный момент (и это ключ к расшифровке сакральной географии города) — законсервировались и отпечатались в пространстве слова горожан. Таким образом, герой может видеть характеры, достоинства и недостатки, стремления, с которыми жители Аталанты замерли 2000 лет назад. Это в том числе разоблачает преступления, во время которых погибли виновные (в частности, и правитель города, который как раз планировал сдать его врагу).
Городские практики Аталанты
Первое, о чем герой вспоминает из интересных характерных особенностей города, — это сообщение на входных дверях каждого помещения о статусе и профессии его обитателя. Так, первым помещением, посещенным Урдеком, был дом профессора морали, вторым — правителя города, третьим — философа, четвертым — врача. Точно так же были указаны названия улиц, не менее красноречивые. Например, улица, где находится зловещее отражение Храма, называется улицей Обезьян. Как известно, Дьявол — это обезьяна Бога.
Наличие в Аталанте преступников говорит о том, что это — не эталонная утопия, и Сен-Мартен не планировал продемонстрировать через характер горожан идеальный общественный строй. Поэтому не стоит ожидать привычной для сакральной географии непространственных городов концентрации вокруг важнейшего храма или жреца-правителя. Первое же столкновение с правителем в его доме демонстрирует, что профессор морали имеет в городе гораздо больший вес, в то время как градоначальник никакими качественными преимуществами не обладает. А настоящий качественный центр города можно угадать по устремлениям главного героя — это улица Обезьян.
Сразу несколько упоминаний о врачах свидетельствуют о том, что в городе развита медицина, и один из них также упоминает в своей речи образовательные медицинские учреждения. Но смертельно больной целитель, не сумевший, согласно древнему изречению, исцелить себя сам, также указывает на то, что медицина не всегда может помочь человеку выздороветь. Зато длинные очереди физически и душевно больных к профессору морали демонстрируют приверженность автора лечению в первую очередь моральных недугов. В этом плане профессор морали словно бы противопоставляется темному иерофанту с улицы Обезьян, участие в обрядах которого и стало причиной смертельной болезни врача.
Помимо учебных заведений, в Аталанте было и собственное «Научное общество», где собиралось множество людей, велись дискуссии и даже присуждались премии за исследования. Уровень научного развития соответствовал древнегреческому, но не был особенно высоким для человека XVIII века. С другой стороны, отношение героя к этому скорее благосклонное, поскольку современную ему науку он характеризует как недостойную практику, далекую от божественной мудрости. Упоминаются вскользь и другие обыденные для европейских городов вещи: похоронные процессии, магазины, уличные толпы.
Еще в городе существовали непривычные для XVIII века, хотя вполне возможные сегодня практики, например, «Школа молчания», также располагающая собственным зданием с вывеской. Там ученики занимались молчаливым созерцанием, которое без привязки к религиозной составляющей все же позволяло им постичь удивительные тайные вещи. Можно сравнить эту практику под знаком Гарпократа с современными практиками секулярной медитации.
Храм Истины и Храм Лжи
Смысловое ядро, а также центр напряжения в городе Аталанта создает диалектика двух храмов. Первый, Храм Истины, выглядел как вытянутое в плане здание с большим количеством людей внутри. В центре этого собрания на кафедре находился верховный жрец, который вовне высказывал чрезвычайно благостные вещи, но внутри от него тянулась цепочка нечестивых слов и мыслей, ведущая ко второму сакральному центру.
Жилье иерофанта, расположенное на улице Обезьян, зеркально отражало эзотерический Храм Истины: это частное помещение, а не храм; главная комната находится в подвале, а не наверху; кресло самого иерофанта, в отличие от кафедры верховного жреца в храме, было пустым.
Важный образ этого эзотерического нечестивого храма — две Обезьяны на железном столе — это своего рода искаженные отражения херувимов ковчега завета из Иерусалимского храма, а сам стол, на котором они стоят — пародия на ковчег завета. Такое прочтение символа подчеркивает, что подземный храм на улице Обезьян — это пародия на Храм Истины, но в то же время и его тайное средоточие.
Главная цель этого антихрама — замена настоящего положения вещей в мире иллюзорным порядком, то есть этот нижний сакральный центр представляет собой Храм Лжи, хотя такое название в тексте и не используется. И только существование этих двух храмов, объединенных в лице верховного жреца — иерофанта, позволяло существовать городу, тогда как разрушение одного из них привело к катастрофическому землетрясению и вероятному дальнейшему разрушению Аталанты.
Читать еще: Лунное зазеркалье Сирано де Бержерака (UA)
Итак, утопия Сен-Мартена отличается от других городов-утопий тем, что вращается вокруг не совершенного общественного строя, а искаженного царства материи. Соответственно, сакральным центром города выступает не мощный единый Храм, а диалектика двух храмов — экзотерического благого и эзотерического злого. А потому и все пространство города, характер его жителей, слабый намек на отсутствие настоящей религии (ведь речь идет о дохристианских временах) говорят о его ненастоящести, несовершенстве, принадлежности к иллюзорному мироустройству.
Фактически, через описание города, застывшего в материи, и главного героя, олицетворяющего астральный свет и духовное начало, Сен-Мартен демонстрирует борьбу сил Добра с силами Зла. Она и составляет лейтмотив его произведения и отражает эпоху революционной Франции конца XVIII века.
Иллюстрации: Елена Зублевич
Перевод с украинского: Мила Кац
