В феврале 2020 года Фрэнку Гери исполнился 91 год, и он всё ещё далёк от перспективы «ухода на покой». Сотворив за свою профессиональную жизнь немалое количество иконических зданий, он с пренебрежением относится к званию «звездного архитектора». Увы, одной статьи совершенно недостаточно, чтобы «объять» этого человека, чьё видение потрясло основы привычной архитектоники и породило «эффект Бильбао».
Фрэнк Гери родился отнюдь не с серебряной ложкой во рту — в семье польских иммигрантов, живших в Торонто. Его настоящее имя — Эфраим Оуэн Голдберг. Антисемитизм вынудил семью переехать в Лос-Анджелес, а Эфраима — изменить имя. Дед, торговавший стройматериалами, и бабушка, игравшая с маленьким Эфраимом в зодчество из остатков пиломатериалов, сильно повлияли на выбор профессии внука. Получив образование в Университете Южной Калифорнии (архитектура), а затем в Высшей школе дизайна Гарвардского университета, Фрэнк поработал в ведущих бюро Америки и Европы, после чего в 1962 году открыл в Лос-Анджелесе собственное бюро Frank O. Gehry & Associates.
Его заметили, когда он спроектировал линию мебели Easy Edges (1969) из гофрированного картона и ДВП и сорвал свои первые аплодисменты. Источником вдохновения послужила промышленная упаковка, которую сгрудили рядом с его бюро. Тогда идеи ресайклинга были в новинку.
Easy Edges Side Chair (1969)
Звание же постмодерниста архитектору присудили за перестройку дома, который он приобрел в Санта-Монике (1978–1988). Гери словно закапсулировал старое здание, поместив его в новую оболочку — гофрированный алюминий, необработанная фанера и забор из сетки-рабицы. Строение преобразилось, восхитив коллег необычным «ассамбляжем» и испугав соседей «уродством». Эта и прочие его работы 1980-х были представлены на выставке Deconstructivist Architecture в MoMA (1988), под кураторством архитектора Филипа Джонсона. На ней же впервые прозвучали имена Рема Колхаса, Захи Хадид и др.
В 1989 году Гери получил Притцкеровскую премию и звание «Пикассо архитектуры». В это же время он завершил свое первое здание в Европе — музей дизайна Vitra в немецком городке Вайль-на-Рейне (в сотрудничестве с Захой Хадид) и проект культового сегодня концертного зала Уолта Диснея в Лос-Анджелесе, строительство которого началось только в 2003 году. Наступила эра «скульптурных форм» как неотъемлемого свойства всех будущих замыслов и экспериментов с компьютерными технологиями. При этом сам Гери так и не подружился с компьютером: «Что с ним делать? Разве что бросить в кого-то».
Бабушка, Лея Каплан, на самом деле оказала ещё более масштабное влияние — её фирменное блюдо «гефилте фиш» стало своего рода «образным фетишем» для Фрэнка. Форма рыбы, её «аэродинамичность» определили дизайн многих его прославленных творений — начиная с гигантской скульптуры в Олимпийской деревне Барселоны (1992) и заканчивая самым его значимым проектом — музеем Гуггенхайма в Бильбао, вдохновлённым утопической архитектурой «Метрополиса» Фрица Ланга.
Олимпийская деревня Барселоны (1992), музей Гуггенхайма в Бильбао
Каждый раз, когда я посещаю в часовню Нотр-Дам-дю-О в Роншане, я плачу
Гери считают представителем постмодернизма и родоначальником деконструктивизма. Но он презирает всякие термины, ведь невозможно затолкать все эксперименты в прокрустово ложе дефиниций. В этой свободе «самореференса» — весь архитектор. Никаких «школ Гери» и верных последователей. При этом у него есть кумиры — Микеланджело и Лоренцо Бернини (от них он взял умение добиться от камня эффекта текстильных складок), Алвар Аалто и Филип Джонсон (его вдохновляли их новаторство и дерзость). Не избежал Гери и влияния Фрэнка Ллойда Райта, а уж Ле Корбюзье буквально поклоняется: «Каждый раз, когда я посещаю в часовню Нотр-Дам-дю-О в Роншане, я плачу». Как писала о Гери американский критик Ада Хакстейбл: «Он опирается на освобождённую «коробку», которую навсегда раскрыл Фрэнк Ллойд Райт, и на освобождённые пространства, которые Ле Корбюзье поднял до сияющих высот».
Будет интересно: Фантастический блобизм и места его обитания
Сам Гери — за некую спонтанность решений, не всегда способный точно предугадать все эффекты от его «блобических» форм. Для него это больше искусство, чем инженерный расчёт. Он вообще считает себя художником, дружит со многими из них и полагается на «артистическое» восприятие его работ. В своё время на него оказали сильное влияние Пабло Пикассо, Марсель Дюшан и Джорджо Моранди. Но что действительно важно для него — насколько объект органично смотрится в окружающей среде: «Я — контекстуализатор».
Гери не стремится угодить всем. Впрочем, до определённой степени —работая с клиентами, особенно над проектированием мультибюджетных коммерческих пространств вроде ТРЦ и элитной недвижимости, он готов идти на разумные компромиссы. Неудержимая фантазия и экономическая целесообразность у него ходят рука об руку. Гери не устает повторять, что великая архитектура — не обязательно многократно превышенные сметы. На вопрос, что он думает о стеклянных небоскребах, Фрэнк ответил следующее: «Они были неизбежны, но то, как они строятся, заставляет задуматься. Они довольно банальны; почему они должны быть такими? Большинство людей сказали бы: «Создание архитектуры стоит денег». Что ж, это не так. Архитекторы могут построить здание, которое квалифицируется как архитектура, с тем же бюджетом, что и коммерческий проект».
В 2006 году Гери решил увековечить себя с помощью документалистики, уговорив режиссера Сидни Поллака снять фильм о нём. Так появились «Наброски Фрэнка Гери», где друзья архитектора, критики, кураторы, художники судачат о нем и не особо фальшивят. Бывший директор Фонда Гуггенхайма Томас Кренс характеризовал его весьма откровенно:
«Кто-то однажды спросил меня об эго Фрэнка. Я ответил, что вас не должна вводить в заблуждение внешность а-ля «лейтенант Коломбо» — мятый плащ, шаркающая походка, скромная манера поведения. У Фрэнка самое большое эго в бизнесе».
У Гэри и гордости не занимать: он отказался проектировать для Трампа самую высокую башню в Нью-Йорке. Президент США был настолько раздражен отказом, что на встречах по сбору средств всегда садится спиной к архитектору. Башня так и не была построена.
Бильбао: билет в вечность
Некоторые фантазии оправдывают себя с лихвой — с момента создания музея в Бильбао в 1997 году он принёс в местную казну около 650 миллионов евро и обеспечил 5000 рабочих мест.
В 1980-х промышленность Бильбао — чёрная металлургия и судостроение — находились в упадке. Безработица составляла 25%. Всё стало ещё хуже, когда в 1989 году баскская военизированная группа ETA в ходе постоянных столкновений с властью убила трёх полицейских, взорвав заминированный автомобиль. В 1993 году директор фонда Гуггенхайма в Нью-Йорке Томас Кренс не начал присматривать место для строительства филиала музея, чтобы дать ему развитие. Городская администрация Бильбао была первой, которая увидела в «хостинге» шанс для возрождения. Начальные затраты на строительство составили почти 230 миллионов долларов. Это немало по тем временам, но, как сказал тогдашний министр культуры Хосеба Арреги, эта сумма равнялась менее чем километру нового шоссе. Гери, к слову, заработал на проекте 12,1 миллиона долларов.
Читать еще: Что такое органическая архитектура и как она развивалась?
В Нью-Йорке и самом фонде далеко не все верили, что филиал в таком депрессивном месте оправдан. Более того, представители архитектурного и музейного сообществ прямо говорили, что это дикая авантюра. Бывший преподаватель Гуггенхайма Пол Вернер опубликовал книгу «Museum, Inc.», где обвинил фонд в отказе от своей интеллектуальной миссии, намекая, что архитектурный аттракцион — это падение высоко установленной планки. Макс Холлейн, ныне директор Музеев изящных искусств Сан-Франциско, а в то время молодой сотрудник Гуггенхайма, считает, что именно тогда был сделан шаг к трансформации музеев из «сакральных хранилищ» в современную, открытую концепцию: «До этого (до Бильбао, — Ред.) мы были маленьким американским учреждением с красивым местом в Венеции». Вера в Бильбао продолжается — в 2014 году Фонд Гуггенхайма в Нью-Йорке продлил партнерство с баскским правительством еще на 20 лет.
В Бильбао, когда я впервые увидел эти изгибы под дождем, тепло светящиеся, я заплакал
Гери однажды сравнил свои проекты с джазом — вдохновение преобразуется в идею и форму (мелодию), а потом начинается импровизация с непредсказуемым результатом: «Мне всегда было интересно играть со светом. В Бильбао много дождя и облаков, поэтому я выбрал титан, который светится в серые дни. В Бильбао, когда я впервые увидел эти изгибы под дождем, тепло светящиеся, я заплакал. Когда я узнал, что металл может выражать эмоции, я стал искать другие способы этого добиться. Я пытаюсь уловить ощущения». Недаром ему так нравились картины Эль Греко с обильными облаками.
Кстати, автор выражения «вау-эффект», архитектор Чарльз Дженкс был соавтором некоторых проектов Гери. В своем эссе «Язык архитектуры постмодернизма» (1977) Дженкс много внимания уделяет «эффекту Бильбао», указывая, что в случае с музеями слишком яркое здание — не всегда идеальное место для экспонирования искусства. Гери отмахивается:
«Я раньше думал, что искусству нужны нейтральные пространства. Но знакомые художники убедили меня в обратном. Им хочется показать себя в здании, которое было бы не менее ярким, чем их творчество».
К сожалению, «вау-эффекты» не всегда тиражируются. Музей современного искусства MARTa (М — мебель, ART — искусство, а — амбиенте, атмосфера) в немецком городе Херфорд был спроектирован Гери в 2005 году по инициативе властей, надеявшихся, что город повторит судьбу Бильбао. Вроде бы всё получилось — комплекс поражает смелостью решения в виде ассиметричной скульптуры (впечатление усиливает отсутствие окон) и гениальной привязкой к месту. На строительство пошёл местный красный клинкерный кирпич. «Волновая» структура здания отражает как течение воды в местной реке, так и движение на улице, где расположен музей. Не только внутри, но и снаружи — прекрасная коллекция арт-объектов. Но такого подъёма, как в Бильбао, здесь не наблюдается.
Музей современного искусства MARTa
Самому Гуггенхайму трудно повторить эту модель: его филиалы в Сохо, Берлине и Лас-Вегасе закрылись, а амбициозные планы по созданию нового форпоста в Хельсинки рухнули под напором критики со стороны общественности (нерентабельно). Важно понимать, что один музей так бы не сыграл — власти Бильбао также инвестировали в создание новых бизнес-программ, новой транспортной системы, линии метро (Норман Фостер), аэропорта (Сантьяго Калатрава), новых общественных зданий, отелей, культурных центров (Филипп Старк), торгового комплекса (Роберт Стерн) и т.п.
Музыка архитектурных сфер
Большой любитель классической музыки, Гери обожает проектировать концертные площадки. Он очень гордится концертным залом Уолта Диснея, одним из лучших в мире (2265 мест и непревзойденная акустика). Будучи поклонником парусного спорта, Гери и здесь поиграл в стилизацию: здание выглядит как парусник, овеваемый ветром. Гери описывал его как «церемониальную баржу для музыки».
Концертный зал Уолта Диснея
Страсти по Райту: «Лучшая техника творческого мышления — думать как Бог»
История зала непроста. В 1987 году вдова Диснея Лилиан пожертвовала 50 миллионов долларов на строительство здания имени её покойного мужа. Схватившись за сердце при виде эскизов, она, тем не менее, одобрила проект, но до его завершения не дожила, скончавшись в 1997 году. Строительство периодически стопорилось из-за нехватки средств, так что удешевляли всё, что могли, и занимались фандрейзингом.
К примеру, вначале Фрэнк хотел использовать камень:
«Нержавеющая сталь, если её использовать неправильно, может выглядеть как дешёвый холодильник».
Но победила сталь (то есть экономия). Все эти годы Гери брюзжит по поводу неразумного решения отказаться от оркестровой ямы — куда прикажете девать оркестрантов, когда на сцене ставится полномасштабная опера? Приходится хитрить и монтировать специальные конструкции, но все эти компромиссы доставляют массу неудобств дирижеру.
Орган в концертном зале Уолта Диснея
Гери лично спроектировал орган, состоящий из 6100 труб, — «связка хвороста», художественно поставленная на попа. Специалисты по органостроению сражались с ним год, прежде чем все его фантастические «дизайны» переплавились в один, более-менее правильно звучащий. Ещё долго после открытия зала Гери терзал его администрацию требованиями доработок — любимое детище его не отпускало. Недавно увидел его с высоты птичьего полета и снова восхитился:
«Я хотел, чтобы здание было как цветок для Лилианы. Так и вышло».
Будет интересно: 7 чудес современной архитектуры
Также Фрэнк хотел, чтобы концерты проецировались на фасад, но ему намекнули, что людям, не могущим позволить себе билеты на реальный ивент, будет унизительно смотреть его проекцию. В 2003-м центр Лос-Анджелеса был не самым привлекательным местом, в том числе и из-за большого количества бездомных. Появление зала давало надежду на перемены. Увы, бездомные, узнав, что проект обошелся в 274 миллиона долларов, устроили протесты против богачей. Сегодня уже никто не возмущается — толпы туристов и любителей музыки с лихвой окупают затраты. В планах и проекции на фасад, что в пандемические времена — единственно верное решение.
Зал частенько мелькает в фильмах и сериалах. А в эпизоде «Тюремная крыса» из «Симпсонов» (2005) — прямая отсылка к этому зданию. Гери нанимают построить концертный зал. Он вдохновляется «дизайном» скомканного письма, которое в раздражении бросил на тротуар. Впоследствии зал себя не окупает, приходит в упадок и его превращают в тюрьму. Персонаж Снейк, сбегая из тюрьмы, кричит:
«Никакая тюрьма, спроектированная Фрэнком Гери, не сможет удержать меня!»
Гери жалуется, что после этого эпизода многие уверены — он реально копирует мятые бумажки:
«Шутки шутками, но некоторые клиенты приходят ко мне и говорят: «Скомкайте лист бумаги, мы дадим вам 100 долларов, а затем его построим».
К слову, с гомерически укрепленной тюрьмой сравнили и построенную Гери региональную библиотеку Говарда Голдвина в Голливуде (1984). В 1990 году в своём антиутопическом «нуаре» «Город кварца: раскопки будущего в Лос-Анджелесе» учёный-урбанист Майк Дэвис сравнивал архитектора с персонажем Клинта Иствуда из фильма «Грязный Гарри».
Тогдашний ландшафт Лос-Анджелеса изобиловал тюрьмами, и Дэвис не понимал, зачем возводить библиотеку в стилистике пенитенциарных учреждений. «Это, несомненно, самая опасная библиотека из когда-либо построенных… с её 15-футовыми защитными стенами из покрытых штукатуркой бетонных блоков, с баррикадами против граффити, покрытыми керамической плиткой, с «притопленным» входом, защищенным 10-футовыми стальными штабелями, и стилизованными сторожевыми будками… Она представляет собой такое же маскулинное преувеличение, как и Magnum 44 калибра Грязного Гарри».
Далее о том, что современные архитекторы интегрируют антивандальные системы ненавязчиво, в то время как Гери сделал из этого «неоконсервативное шоу». Вместо открытости здание манифестирует сегрегацию: «Библиотека безжалостно интерполирует демонического Другого (поджигателя, граффити-райтера, захватчика) — так она воспринимает людей на улицах. Она холодно насыщает свое ближайшее окружение, убогое, но не особенно враждебное, собственной надменной паранойей».
В этом описании есть некоторое преувеличение, но в 1990-х Гери действительно увлекался проектами, предусматривающими мощные бетонные заграждения, по причине очень неспокойной среды крупных городов тех лет. Тот самый «сдвиг в формальном языке Гери в сторону сложных криволинейных форм» произошёл с началом урбанистического расцвета и появления компьютерных программ, способных их рассчитать.
Зато не менее бруталистский «дом-бинокль» — часть комплекса, где сейчас размещён офис Google (1991) – настоящая «икона» постмодерна и нестандартного мышления. Появился он случайно — между белым и терракотовым зданиями комплекса зияла пустота. Архитектор взял бинокль и положил его на макет, желая указать на важную деталь и как раз заполнив эту дырку. Так и возникла эта мощная «бинокулярная» конструкция.
Экзотические направления архитектуры: наследие дерзких
Ну, и логичное завершение — курс тюремной архитектуры, который Гери недавно прочитал в Йельском университете. Фонд Сороса попросил архитектора поработать над проектированием тюрем, чтобы они эстетикой и функционалом влияли на криминальную превентивность. Гери вместе со студентами Института архитектуры Южной Калифорнии провели исследования и придумали 10 проектов. Дело за Фондом.
Вернемся к музыке. Грандиозный трибьют Гери в коммеморацию Джимми Хендрикса — Музей поп-культуры в Сиэтле (MoPOP, 2000), спроектированный им по просьбе Пола Аллена, основателя Microsoft Corporation и фана Хендрикса. Ритуальное крушение гитары Fender Stratocaster после каждого концерта спровоцировало не менее радикальный дизайн-аллюзию на эффектные обломки инструмента, воплощенный в волнообразных фасадах из нержавеющей стали и алюминия, переливающихся фиолетом, золотом и серебром. Динамичность решения — под стать виртуозной игре великого рок-музыканта. Разрушение «глянца» под воздействием времени и природы — символ агрессии Хендрикса. Набрасывая эскизы, Гери слушал его композицию «Purple Haze».
Изюминки музея — «Sky Church», пространство 30-метровой высоты с самым большим ЖК-экраном (оммаж концепции Хендрикса о месте, где люди любого происхождения и вероисповедания могут объединиться благодаря силе музыки). И IF VI WAS IX —огромная скульптура, состоящая из более чем 500 музыкальных инструментов и 30 компьютеров.
Пространство «Sky Church», скульптура IF VI WAS IX
В 2014 году Гери построил ещё один «парусник» — Фонд Louis Vuitton, центр искусств в Париже. Гигантские стеклянные паруса, вздымающиеся к небу на 46 метров — реверанс в сторону стеклянных зданий XIX века (к примеру, Хрустальный дворец в лондонском Гайд-парке, построенный в 1850–1851 годах к Всемирной выставке 1851 года). «Полноценная регата в парке» — так говорил о здании Гери.
Покорение Манхэттена
Гери критикуют и сегодня за «деструктивизм», в основе которого – энергия злого мальчишки, разрушающего каноны. И тут же — за потерю этой злости, мол, «икона иконоклазма» уже не та. Речь идет о 76-этажной жилой башне «New York by Gehry» на Манхэттене (2006 — 2011). Здание находится на Спрюс-стрит, 8, поэтому часто его так и называют — «8 Spruce Street».
В этом проекте схлестнулись амбиции автора, маркетинг и «звёздный каст» уже существующих здесь строений. Во-первых, Гери решил потягаться с символом Нью-Йорка — Вулворт-билдинг, 59-этажным «храмом торговли» в неоготическом стиле (1913, Касс Гилберт). Во-вторых, с небоскрёбом Seagram Building Людвига Миса ван дер Роэ (1958), CBS Tower Эро Сааринена (1964) и постмодернистской башней AT&T Building Филипа Джонсона (1980). Гери возвел блестящую «стрелу» с фасадом, по которому волнами пробегает рябь, подобная складкам на смятой ткани (вдохновлено скульптурой Бернини «Экстаз святой Терезы»). По задумке автора, металлические «складки» (10 500 пластин) из нержавеющей стали должны были создавать ансамбль с терракотовыми панелями на Вулворт-билдинг и Бруклинским мостом.
Девелопер, увидев проект, малодушно отказался, мол, это всё супердорого. Гери удалось убедить его в рациональности бюджета, плюс он пообещал одну из стен оставить гладкой, понимая, что не все захотят жить в окружении «складок». Впоследствии опасения не оправдались — от жильцов отбоя не было. Комплекс включает общественную начальную школу на 600 учащихся (первые 5 этажей, облицованных красным кирпичом), больницу, помещения для творчества, библиотеку и подземную парковку. Строительство обошлось в 850 миллионов долларов. Гери каждый раз утирает слезы, говоря о своей башне. Его отец вырос в самом ужасном районе Вест-Сайда — Адской кухне, и Фрэнку хотелось бы, чтобы тот увидел сына, покорившего Манхэттен.
Надо сказать, что Нью-Йорк далёк от признания заслуг архитектора. Несколько нереализованных проектов — башня для New York Times, новый музей Гуггенхайма с видом на Ист-Ривер, комплекс Atlantic Yards прошлись катком по его самолюбию.
«Тяжёлый город… Я спросил девелопера какое значение имеет имя Фрэнка Гери в Нью-Йорке. Знаете, что он сказал? Большой ноль».
Хроники подземных миров: как построили метро Нью-Йорка (UA)
Критики вроде Джеймса Гарднера также отравили эту победу, желчно прокомментировав, что не ожидали от Гэри такой банальщины — «в Нью-Йорке, где столько звёздных зданий, великий архитектор просто убил свою карьеру подобным тривиальным проектом. Где свойственная ему дерзость и поистине античное чувство юмора? Стиль здания заявлен как «деконструктивизм», но в реальности так мало в нём проявлен… Драпировка из волн — всего лишь яркое оперение, за которым явно просматривается ортодоксальная коробка».
Удостоилось здание и первоапрельской пародии в New York Times — тепло, отражённое от его сияющих «складок», было настолько сильным, что вызвало воспламенение соседних построек. Это, кстати, реальная проблема — в солнечные дни пластины ощутимо нагревают «соседей». Однако в общем панегирике отдельные критические голоса уже не так различимы. Да и сам Гери признает, что башня получилась весьма сдержанной — всё равно Вулворт-билдинг не переспорить.
Этика Гери
В одном из последних интервью Гери признался, что неохотно работает в Китае — есть своя специфика, которая его отталкивает, в частности, затягивание выплат. Впрочем, есть и другая версия: в 2012 году Гери, Заха Хадид, Моше Сафди и Жан Нувель представили проекты для Национального художественного музея Китая в Пекине. Нувель выиграл соревнование, предложив конструкцию из стеклянных блоков, которая, как считал Гери, была вдохновлена его идеей. Тем не менее, он построил в Китае жилой дом Opus (Китай, 2012 год) — есть лёгкое сходство с его иконическим «танцующим домом» в Праге, но танец уже больше ассоциируется с медитативным покачиванием. К слову, «Джинджер и Фред» (1996) родились только потому, что Жан Нувель отказался от заказа голландского банка ING построить в Праге филиал, посчитав, что на таком небольшом участке ему не размахнуться.
Жилой дом Opus (Китай, 2012 год)
Еще один непростой этический момент — эксплуатация рабочих на «азиатских» стройках. Жана Нувеля критиковали за то, как обращались со строителями его Лувра в Абу-Даби, но он отмахнулся, не видя в этом проблемы. Заха Хадид тоже умыла руки — «рабочие, погибшие при строительстве спроектированного ею стадиона в Катаре, её не касаются». Когда Гери наняли в 2006 году для проектирования музея Гуггенхайма в Абу-Даби на острове Саадият, дело также пошло не совсем гладко. В 2011 году арт-комьюнити возмутилось тем, как обращаются с иностранными рабочими в ОАЭ, пригрозило объявить бойкот, и проект приостановили. Весной прошлого года Ричард Армстронг из Фонда Гуггенхайма заявил, что строительство скоро возобновится, но теперь Гери спокоен — они работают вместе с юристом по правам человека, и клиенту придется их соблюдать.
Гери не прочь делится секретами «криволинейности». Компания Gehry Technologies разработала софт Digital Project, где есть «изгибы тела рыбы или полета орла», на основе программного обеспечения CATIA, используемого при проектировании самолетов и автомобилей. Это помогает подрядчикам избежать ошибок, за которые потом приходится платить. Фрэнк созвал открытый форум архитекторов в Нью-Йорке, чтобы поделиться софтом и с ними, но пока особого ажиотажа нет. Видимо, коллеги не могут забыть инцидент с «факом», сопровождавшим нелицеприятный вердикт в их сторону: «98% всего, что построено и спроектировано сегодня, — чистое дерьмо… Нет ни чувства дизайна, ни уважения к человечеству… Это плохие здания, и все».
Всё произошло в испанском отеле, когда измученного перелётом архитектора вытащили из номера на срочную пресс-конференцию и он дал волю своему раздражению, вызванному «оскорбительно-глупыми вопросами» о нарочитой эффектности его зданий. Король Испании на афтепати его одобрил за этот жест, а вот коллеги — вряд ли, хотя он и извинился позже за резкость.
И всё же он в вошёл историю не как критик чужой бездарности, а как один из мощнейших зодчих нашего времени: «Как художник, у меня есть ограничения, гравитация — одно из них. Но при этом у меня есть 15% свободы создавать свое искусство».
Кампуса Facebook MK21(2018)
Из последнего: новый блок кампуса Facebook в Силиконовой долине — MK21 (2018), логичное продолжение корпуса МК20, также построенного Гери в 2015 году, новый флагман Louis Vuitton в Сеуле (2019), реновации Philadelphia Art Museum (2019), арт-центр LUMA tower в Арле (2020), грандиозный мемориал Эйзенхауэра (2020), новые офисы-«айсберги» для Warner Bros. в Калифорнии, к 100-летию компании в 2023 году… Наконец, дизайн бутылки к 150-летию коньяка марки Hennessy’s X.O!
А еще Фрэнк мечтает построить церковь или синагогу. Будучи атеистом, он хочет спроектировать некое «трансцендентное пространство», «вне религиозных аспектов, радости, удовольствия, дискурса — всего, что пространство может делать, чтобы быть частью диалога». Где можно почувствовать единение со вселенной…
Нет, это не путь пенсионера.
Список с лучшими зданиями Гери и их описанием здесь.
Читать далее: Осло: уникальный, глобальный, контраверсивный
Автор: Юлия Манукян
