По данным Украинского центра оценивания качества образования в этом году ВНО (внешнее независимое оценивание) по математике не сдали на минимальный проходной балл 31,11% выпускников школ. С заданием по иностранным языкам не справились в среднем 11%, а по физике — 8,3%. Тесты по украинскому языку не прошли 7,5% выпускников, а по истории – почти 20%.

О чем свидетельствуют такие результаты? О падении уровня преподавания в украинский школах, нежелании подростков учиться или чрезмерной перегруженности школьных программ? Об этом мы беседуем с преподавателем истории одесского лицея «Гармония», кандидатом исторических наук Владиславом Водько.

— Педагог, учитель, преподаватель — для вас эти понятия синонимы? В ком из них нуждается современная школа?

—Этимология этих слов разная. В частности, в античности педагогами называли рабов, которые воспитывали детей. Сейчас же это синонимы. Отличие, пожалуй, только в том, что преподаватель должен исключительно преподавать. А педагог — еще и воспитывает. Преподавателем обычно мы называем тех, кто работает в вузах, а педагогами — школьных учителей.

Современная школа нуждается во всех людях, которые способны в ней что-то делать и экспериментировать. Образование требует, во-первых, очень больших усилий по анализу действительности, во-вторых, экспериментов. У нас школа, в целом система образования, испытывает кадровый голод. В Одессе, особенно в спальных районах, школы очень перегружены. Кроме того, нам не хватает людей, которые создадут свои частные образовательные проекты.

В идеале, я думаю, учителя должны работать еще где-то, кроме школы. Мне кажется, разумно, если учитель работает в школе два-три дня, а в остальное время занят какой-то другой сфере, где он видит реальный мир, реальные проблемы и может об этом рассказать детям. Потому что учителя зачастую очень сильно оторваны от действительности, рассказывают то, что предписывает программа, но не готовят детей к реальной жизни. В школе должно работать больше практиков.

— Достаточно ли внимания смогут уделить ученикам педагоги, которые заняты в школе всего пару дней в неделю?

— Я в последнее время сам пытаюсь так жить. На самом деле, педагог, если он не классный руководитель, уделяет ученикам два урока в неделю. Больше не положено программой. Кроме того, у преподавателей, которые дают пять-шесть уроков ежедневно, происходит то, что мы называем психологическим выгоранием. И они ничего уже не могут дать детям. Им тяжелее заинтересовать учеников. А для человека, который работает еще где-то, школа — это отдушина, место, где он может реализовать какие-то свои идеи. Так что внимания и сил он будет уделять ученикам, думаю, даже больше.

Сейчас, насколько я знаю, в украинском законодательстве произошли изменения, и у нас могут взять в школу человека без педагогического образования. Было бы очень хорошо, если бы программисты один-два дня в неделю преподавали информатику, медики — естественные науки. Потому что «кадры решают все». Это главная проблема системы образования.

— Школа — самый консервативный институт. Кажется, с течением времени в ней ничего не меняется. Насколько современная школа отвечает запросам общества?

— Я бы не сказал, что самый консервативный, но какие-то вещи остаются неизменными. Причем спустя тысячелетия. Потому что человек отличается от животных тем, что может передавать знания нескольким поколениям потомков. Но многое меняется в зависимости от требования времени. Если сто лет назад в школе важно было дать человеку возможность накопить какой-то объем знаний, то сейчас важнее привить навыки работы с огромными массивами информации, навык коммуникации, взаимодействия, то, что принято называть soft skills. Раньше этому не уделяли должного внимания. Школа выполняла в разные периоды разные задачи. Например, в начале ХХ в. готовила людей, способных работать на станках, выполнять однообразную работу. Сейчас такой работы становится все меньше, это связано с роботизацией, компьютеризацией. Сейчас больше ценятся навыки творческого мышления, взаимодействия в команде, способность генерировать новые идеи. Это совершенно другие задачи. То есть, сейчас перед нами другие вызовы, и мы должны воспитывать более свободных, творческих людей. Это зачастую очень трудно, потому что не все могут принять идеи демократической школы. Многие учителя сетуют, что в былые времена была дубинка, которой разрешалось было бить ученика, если он плохо работал. Но творческого человека так не воспитать. И те вызовы, с которыми мы сталкиваемся в последнее время, требуют каких-то новых решений, экспериментов. И, я думаю, это будет решаться еще не одно десятилетие.

— Современные подростки стали более независимыми, более критично оценивают взрослых и действительность чем даже поколение начала 2000-х. Стало ли сложнее работать в школе?

— Это хорошие изменения. Я искренне рад тому, что они критичнее оценивают действительность, чем их родители. Мне тяжело говорить о каких-то явных изменениями за последние 20–30 лет — я сам только 10 лет назад закончил школу. Судить об этом могу разве что по книгам, кино, воспоминаниям разных педагогов. Некритичное отношение к действительности, неумение анализировать часто играет злую шутку, делает мышление человека послусектантским. Такому человеку полуправдой или откровенной ложью можно внушить что угодно. Нынешние подростки, которые знают, как создаются фейки, могут их распознать, знакомы с культурой интернета, гораздо спокойнее могут изменить свои взгляды, понять ошибку, признать ее, критично оценить информацию.

Работать с ними, конечно, сложнее. Я прекрасно понимаю, что работать в авторитарной школе, где у учителя — непререкаемый авторитет, легче, но, наверное, скучнее. Мне нравится полифония их взглядов, дискуссии, которые у нас время от времени случаются, что они такие разные и противоречивые. Начиная с восьмого класса уже заметно, как в человеке формируется личность. И это очень ценно. Чувствуешь, что у тебя в классе субъект истории, а не винтик какой-то большой системы.

— Как заинтересовать в учебе незаинтересованных учеников?

— Во-первых, необходим личный контакт. Например, помочь ученику что-то сделать. Скажем, починить парту, которую он сломал. Он почувствует, что ты его друг, а не враг. И после этого будет иначе относится к предмету. Возможно, нужно выявить личный интерес ребенка, уделить ему внимание. Мне кажется, стоит пожертвовать одним-двумя уроками по программе и посвятить их теме, которая интересна детям. Науки должны в первую очередь объяснять окружающий мир. И делать это легче, рассматривая и анализируя те проблемы, которые волнуют школьников.

Во-вторых, есть темы, интерес к которым продиктован массовой культурой: компьютерными играми, фильмами и мультфильмами, художественной литературой.

Кроме того, интерес человека к науке возникает из его жизненного контекста. У меня была на индивидуальном обучении девочка, которая по состоянию здоровья не могла ходить в школу. Я приходил к ней домой заниматься, но не мог ничем заинтересовать. В конце концов я достал учебник по истории за 8 класс и предложил записать то, что считает интересным по теме «Казацкий быт». Она выписала абзац о казацкой еде. Я оборачиваюсь, и вижу, что мы сидим на кухне. И понимаю, что она в жизни мало что видит, кроме этой кухни. Интерес человека в первую очередь формирует его жизненными условиями. Тем, что, как он считает, может пригодиться в дальнейшей жизни. Эта девочка, большую часть жизни проводящая на кухне, понимает, что еда — это интересно. А казацкие войны, казацкие пороги — это от нее предельно далеко, ей не интересно.

Самые интересны темы — те, которые объясняют детям окружающий мир, и важно привязывать их к действительности, чтобы ученики ощущали их актуальность. Например, в 8 классе проходим промышленную революцию начала XIX века в Англии. Как машины заменяют людей, люди вынуждены из сел переезжать в города, появляются луддиты. И я начинаю рассказывать об аналогичных процессах в современном мире, с которыми нынешние ученики, очевидно, столкнутся. Потому что сегодня механизация забирает рабочие места и будет забирать дальше. Даю им домашнее задание: написать, как они видят свое будущее исходя из этих проблем.

Немаловажную роль играет и семья. Если ребенком занимаются родители, если они путешествуют, если он занимается еще чем-то — у него будет больше жизненных интересов и больше мотивации к занятиям. Школа неразрывно связана с обществом. Как говорит один мой коллега — школа это и есть общество, это зеркало общества. Для нее характерны все те проблемы, которыми страдает общество.

Так что заинтересовать можно, но у учеников для этого должен быть какой-то жизненный контекст, а учителю важно этот контекст понимать. Для этого я стараюсь подписываться на их социальные сети.

— Достаточно большое количество успешных людей — от Генри Форда до Стива Джобса и Артемия Лебедева не получили образование в традиционном смысле. Не расхолаживает ли это подростков? Зачем учиться, если Цукерберг стал миллионером без университетского диплома?

— Я редко такое слышал, но, если ученики мне это говорят, я им объясняю, что возле каждого Стива Джобса, не закончившего университет, есть крутой инженер Стив Возняк, который воплощает в жизнь идеи Джобса, и еще огромная когорта инженеров компании Apple. И что успешный человек всю жизнь занимается самообразованием, и не важно, окончил он университет или нет. Школа не может дать такой объем знаний, как самообразование. Она в лучшем случае может дать фундамент, и то не по всем предметам, может пробудить интерес. Этого достаточно, потому что в первую очередь школа должна социализировать. Это часто гораздо важнее, чем получение большого объема знание по всем предметам.

Потому что немотивированные люди (а большинство школьников не мотивированы) со временем забывают то, чему их учили в школе. Но если у ребенка появляется мотивированность, если учителю удается зажечь в нем огонек, эти знания остаются с ним очень надолго. Мотивированность формируется жизненными обстоятельствами. Интерес к знаниям пробудится, когда ученикам это будет нужно.

—«Человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них не докопаешься». Помните, это сказал Конан Дойл устами Шерлока Холмса. С каждым годом появляются новые знания о мире, соответственно усложняется школьная программа. Есть ли в этом смысл, или лучше дать детям необходимый минимум знаний и научить их искать нужную информацию?

— Да, школьная программа сегодня очень насыщенная, но определенный объем знаний все равно необходим. Школа должна развивать критическое мышление, умение анализировать. А для анализа, чтобы распознать ошибку, новую информацию нужно с чем-то сравнивать. Инструментарий для этого, кроме логического мышления, — еще и набор каких-то знаний. Я в таких случаях привожу пример из программирования. Сейчас активно развивается искусственный интеллект, нейросети. Но искусственный интеллект не существует сам по себе. Его нужно чему-то обучить. Если мы ему даем задачу распознавать почерк конкретного человека, нам нужно создать базу данных букв — различные варианты написания им одной и той же буквы. Когда нейросеть все это изучит, получит эмпирическую базу, только тогда она сможет анализировать ваш почерк. То же касается жизни. Невозможно анализировать действительность, исходя исключительно из законов логики.

— Где же решение этой проблемы?

— В старших классах стоит вводить более широкую профилизацию, чтобы ученик выбирал то направление, которое ему интересно. Я так учился. У меня было в неделю восемь уроков истории и только три урока математики. Это было хорошо, мы были нацелены на изучение гуманитарных наук.

Кроме того, если родители видят, что ребенок заточен под какое-то направление, можно его перевести на индивидуальное или дистанционное обучение. Благо, у нас система образования очень многофункциональная.

Проблема в том, что нынешние подростки взрослеют позже, чем, скажем, поколение 40-летней давности. И в 16–17 лет подросток еще не знает, чем хочет заниматься.

— Недавно прошло сообщение, что в Одессе открылась Urban School — школа II и III ступеней, работающая под кураторством Института одаренного ребенка МАН Украины. В ней каждый ребенок учится по индивидуальной программе. Возможно ли такое в государственных школах или это преимущество исключительно частных школ?

— Проблемы наших школ в том, что они очень сильно перегружены. У меня в классе сейчас более 30 человек. Не все учителя успевают даже выучить имена детей в таких классах. Нам нужно было бы переходить к более специализированным классам с меньшим числом учеников. Но это проблема бюджетного финансирования. В частных школах таких возможностей больше, хотя не все родители могут себе позволить отправить туда ребенка. Но я думаю, что государственная школа все-таки движется в правильном направлении. Новая украинская школа — хороший эксперимент, при котором уделяется больше внимания личности, творчеству, осознанности обучения.

— Буллинг в школах. Насколько остро стоит эта проблема?

— Насилия и буллинга в школе с годами становится меньше. Просто сейчас об этом заговорили — и это признак гуманизации общества. Раньше просто не обращали на это внимание. Я сейчас читаю книгу американского исследователя Стивена Пинкера «Лучшее в нас» — о глобальном снижении насилия, в том числе это касается и школы. Он четко доказывает, почему насилия становится меньше. Нужно выделить несколько факторов. Первое — развитие информационных технологий. Кто-нибудь обязательно снимет факт буллинга на телефон и выложит в сеть. Буллеры будут выявлены и наказаны. Раньше такое было невозможно. Если учитель буллит ученика — то же самое. Это снижает насилие, и не только в школе. Когда потенциальный преступник знает, что преступление будет раскрыто — это снижает его мотивацию. Второе — больше возможностей реализовать себя и реализовать собственную агрессию. Как это ни странно, компьютерные игры снижают уровень насилия. Человек всегда может выплеснуть агрессию не в реальном мире, а в виртуальном. Он убил монстра, закрыл гештальт и успокоился. И не пойдет бить реального одноклассника.

— А они не переносят ситуации компьютерных игр в реальность?

— На самом деле — нет. Мы боялись этого, но дети очень четко чувствуют разницу между компьютерной игрой и реальностью.

В-третьих, родительство становится более осознанным, чем 20-30 лет назад, и это очень влияет на школу. Сегодня, если люди решились родить детей, они уделяют им больше времени, воспитывают их.

— Сейчас очень много говорят о буллинге детей по отношению к детям и учителей — к ученикам. А насколько остра проблема буллинга учителей со стороны учеников?

— Травля учителей бывает, но это во многом зависит от учителя. Им нужно уметь себя поставить во взаимоотношении с учениками. Есть люди, которым не стоит идти в школу, им там психологически тяжело. На учителей давит, скорее, не буллинг, а бессилие. Особенно в большом классе, пятом-шестом, когда у детей личность еще не сформирована. Они ничего не хотят, и организовать учебный процесс в таком классе очень тяжело. 

Ученики реагируют на то, насколько учитель уверено говорит, насколько внятная речь, логически выстроен рассказ. Мир психологических отношений между учеником и учителем очень сложный, я его до конца не понимаю.

У меня часть классов очень тяжелые, приходится как-то решать. В одном 7-м классе ученики мне как-то сказали: да потерпите нас до 9-го, мы все потом уйдем. И что мне делать с ними до 9-го?

— Сказки рассказывать.

— Я так и делаю. Если это очень тяжелый класс, например, проходим тему «Средневековье». Я рассказываю им ирландские саги, «Песнь о Нибелунгах», «Песнь о моем Сиде». Вроде, и по теме, и в то же время не скучная политическая история, которая им не очень близка и не очень интересна. Сказки — это тоже способ обучения. Если учитель может рассказывать сказки — это уже хорошо. Но что делать учителю химии или математики?

— Школьный курс истории очень политизирован. Взгляд на одно и то же событие меняется, в зависимости от господствующей в стране идеологии. Можно ли преподавать в школе этот предмет, не делая его инструментов пропаганды?

— Мы этого успешно избегаем. Прежде всего, надо понимать, что школьный учебник и наука — вещи разные. Школа пытается объяснить науку простыми словами для широкой аудитории. И это касается не только гуманитарных наук. Наука от политики не зависит, если это наука, а не пропаганда. Даже школьный курс истории Украины не зависит от текущего политического момента в стране. Да, в нем тенденциозный подбор фактов, но факты правдивые и причинно-следственные связи правильные. Например, тема УПА. В любой стране школьный курс истории должен объяснить ученикам, почему это государство существует, почему за него боролись, почему его нужно ценить. В Украине, конечно, делается акцент на каких-то государственных институциях, которые здесь существовали. С другой стороны, конечно, хотелось бы более широкой региональной истории. То есть, чтобы в курс истории Украины были включены другие народы, которые здесь проживали и сделали очень большой вклад в развитие территории. Этого сейчас, к сожалению, недостаточно в школьном курсе. В целом же, думаю, учебники у нас становятся лучше и менее тенденциозными.

Беседовала Инна Кац