Место как отражение социологии, истории культуры, антропологии — главные объекты ленд-арта. И хотя звучит это довольно современно, взаимодействие с территорией, местом и точкой посредством искусства было известно давно. А в чем сегодня суть феномена творческого действия в среде? О чем говорят художественные действия под открытым небом? Есть ли граница вмешательства человека в пространство? А какие места лучше всего подходят для таких целей? Об этом мы говорим с Александром Никитюком — художником из Винницы.

Художник использует разные практики, но главной называет ленд-арт. Александр Никитюк основатель и глава правления общественной организации «Лаборатория актуального творчества», основатель и куратор международного зимнего ленд-арт фестиваля «Мифогенез» в Винницкой области. Участвовал во многих событиях, связанных с ленд-артом, например, в фестивалях «Весенний ветер» в Киеве, «Хортица» в Запорожье и «Фортмиссие» во Львовской области, симпозиуме ленд-арта «Пространство пограничья» в селе Могрица Сумской области. Творческие проекты воплотил в Польше и Литве, в Южной Африке провел серию персональных экспериментов.

— Здравствуйте, Александр. Понятие ленд-арта довольно широкое, хотя главные составные известны — место и художественное действие. Расскажите о своем понимании этого искусства.

— Его еще называют искусством окружающей среды. Это уникальная возможность творческого поиска и обретения художественного опыта в диалоге с природой и природно-исторической средой, ведь дает художнику полную свободу выражения. Материалами и инструментами могут быть физические состояния материи, погодное и сезонное разнообразие, и даже день или ночь, естественный и исторически созданный ландшафтный рисунок.

В создании объектов ленд-арта много непредвиденного, открывается огромное количество неизвестного и нового, что подталкивает к импровизации. Поэтому очень часто локация ленд-арта превращается в территорию творческого эксперимента.

Искусство окружающей среды не имеет четких границ, оно пересекается и взаимодействует с другими направлениями современного искусства — со скульптурой, инсталляцией, художественной фотографией, видеоартом, перформансом, акционизмом.

Я идентифицирую и отождествляю себя как художник именно с искусством окружающей среды, хотя часто работаю и в других жанрах.

Артерия памят, с. Поповичи, Львовскяа обл., фестиваль ФОРТМИССИЯ,

синтез перформанса и энвайронмент-арта. 2009 г. 

— Однажды вы сказали: «Феномен творческого действия в окружающей среде существовал всегда, с того самого времени как homo habilis стал homo sapiens». Как считаете, в чем причина этого влечения к творческому действию в пространстве?

— Считают, что ленд-арт в 60-х годах прошлого века основали Деннис Оппенгейм, Ричард Лонг, Роберт Смитсон, Мишель Гейзер и другие. Однако, если посмотрим в глубину истории цивилизации, то заметим, что уже на совсем ранних этапах эволюции человек маркировал свои территории знаками, несущими определенные смыслы. Ярким примером и доказательством являются отпечатки рук в местах стоянок первобытных людей.

Причина такого вмешательства, на мой взгляд, связана с развитием интеллекта как признака цивилизованности, потребности высказаться, передать информацию потомкам через визуальный образ. Также творческие действия были попыткой согласовать среду обитания с собственными представлениями о мире — все это подтолкнуло к появлению первичной эстетики, которая использовала только природный материал, а местом такого действия, конечно, была только окружающая среда.

— Вы историк, многие ваши проекты апеллируют к прошлому. Как вы видите связь истории и места?

— Когда ленд-арт-художник работает с естественно-исторической средой, насыщенной собственной историей и мифологией, он выполняет работу археолога, но не археолога-профессионала или нелегального «черного» археолога, которых интересуют только материальные исторические источники — он выполняет задания археолога духа эпох, задание искателя духовных и смысловых сокровищ.

Загадочное, с. Могрица, Сумская обл., Симпозиум. Пространство пограничья. 2010 г. 

— Многие ваши работы связаны с Немировским городищем. Что особенного в этом месте?

— Когда я впервые попал на территорию городища, понял, что это место уникально для взаимодействия художника и среды.

Его исторический контекст поражает — это кольцо валов, созданных скифами, а потом эти формы доработали стихии и время. Городище — масштабный ленд-арт-проект, ведь достаточно поставить акцент — и возникает новый смысл концептуального месседжа, рождается сверхновый миф. Если посмотреть на городище с высоты птичьего полета, увидим, что оно словно создано в форме четкого контура ноги в древней обуви. С самого начала деятельности на его территории я и другие художники пытались создавать проекты для съемки с самолетов, затем — с метеозондов, позже с беспилотников.

Современная исторія Крыма, Крым, Тарханкут. 2009 г.

— Вы сказали о фестивале «Мифогенез»: «Главная концепция проекта — определение творения, продуцирование нового мифа. Результатом является возникновение дискурсивного поля между зрителем и созданными художниками новым мифологическим пространством». Расскажите о мифе ленд-арта.

— Мифы — это часто реальные истории о героических поступках и героических личностях, которые дошли до нас сквозь наслоения времени в измененном виде, поэтому можно провести аналогию с современностью и созданием современного мифа.

Художники в зимнем проекте «Мифогенез» превращаются в героев современного живого мифа, вышедших из зоны комфорта городских пространств, теплых квартир и мастерских в зимнее историческое и природное пространство и в суровых условиях творящих искусство окружающей среды. Конечно, герои «Мифогенеза» продуцируют новые идеи (мифы) и пытаются донести их зрителю.

В этом году во время локдауна мы с сокураторкой проекта Натальей Лисовой решили не останавливаться и провели «Мифогенез» в онлайн-формате. Призвали художников в течение февраля создавать произведения искусства окружающей среды там, где они находятся, и отправлять нам результаты. Электронный каталог проектов выложили в свободный доступ в фейсбуке.

Остров, Литва, ботанический сад университета Вильнюса. 2018 г.

— Есть ли пространства, которые лучше других поддаются взаимодействию? А, возможно, есть самодостаточные места, где действие не нужно и даже нежелательно?

— Есть территории, готовые для творческого взаимодействия с художниками; есть нуждающиеся в актуализации; есть такие, что могут стать интересным художественным фоном для изменений. Чаще всего художники ленд-арта используют именно такие пространства. Однако есть территории, которые не только не требуют вмешательства, а наоборот — любое вмешательство разрушает их ценность из-за отрицательного воздействия на важный контекст существования или эстетическую естественную целесообразность. Я не представляю, к примеру, как можно создавать ленд-арт в Долине нарциссов в Закарпатье, или Столовой горе в Кейптауне, то есть местах, уже являющихся самодостаточными.

— Существует ли непереходимая черта вмешательства в пространство?

— Художники искусства окружающей среды пытаются минималистично, очень осторожно вмешиваться в естественную среду, максимально используя природный, безвредный материал, чаще всего найденный на локации проекта.

Легенда рассказывает, что как-то молодой художник показал свое произведение опытному художнику и попросил помочь, тогда маэстро взял палитру с красками, кисточку и поставил несколько мазков-акцентов — картина засияла и заиграла, дивя совершенством. В искусстве окружающей среды принцип акцентов тоже главный.

 

— Как пространство реагирует на вмешательство?

— Чаще всего среда растворяет в себе произведения ленд-арта, они исчезают иногда даже во время создания, но остаются на фотографиях или видеодокументах. Кроме того, давно существуют галереи и музеи ленд-арта в виде парков. Для этого художники создают стационарные объекты на основе собственных исследований и опыта.

— Внимание к действию, эфемерность и одновременно конкретика составляющих, а еще и то, что предметы часто приобретают сакральное значение, сближает ленд-арт и магию, так мне кажется. Но расскажите о роли действия в ленд-арте, тем больше его часто совмещают с перформансом.

— На первый взгляд, проекты ленд-арта часто напоминают практики шаманизма, однако это только внешнее сходство, ведь внутренний контекст, энергетика и задачи произведения связаны только с практиками визуального искусства, творческого поиска и эксперимента. Иногда художники касаются и сакральных тем, но только концептуально. У меня, например, есть ряд проектов, посвященных алхимии «Философские камни», где я сравниваю художественный процесс с алхимическим превращением из-за изменения ценности материи в зависимости от изменения контекста ее представления.

Создание объекта ленд-арта похоже на перформанс. Уже с середины 70-х годов перформативные практики зашли на территорию ленд-арта и синтезируются с ним в различных возможных и невозможных ситуациях. Самая яркая представительница этого слияния — американка Ана Мендьета, а именно ее серия «Силуэты». В Украине с перформансом работают и активно интегрируют его в ленд-артовые проекты Влодко Кауфман, Антон Саенко, Наталья Лисовая, Константин Зоркин.

TERRA INCOGNITA, с. Поповичи, Львовская обл., фестиваль ФОРТМИССИЯ. 2010 г.

— И напоследок. Как считаете, может ли быть ленд-арт ресурсом, углубляющим связь человека с природой (глобально) и телесностью (в частности) в эти времена диджитализации и физического отчуждения?

— Проекты ленд-арта бывают групповыми, однако чаще всего это — наиболее аскетичная художественная практика, где важен личный внутренний и внешний контакт с территорией. Личный контакт с природной средой для человека важен в любые времена и при любых условиях, а практика ленд-арта является одним из лучших средств для этого.

Беседовала Анна Золотнюк